Гнилушкина гать (СИ)

   Ответить Кирка не успела. Плоские ленты поднялись с пола, пальцы-отростки зашевелились, будто пытаясь что-то ухватить. Заискрился воздух. А еще через мгновение девушка, трясясь от страха, беспомощно наблюдала, как меркнет световое пятно, в котором она сидела. Когда от островка почти ничего не осталось, она еще успела разглядеть, как черные пальцы с бешеной скоростью рвут последние лучики света будто струны, и те мгновенно тускнеют и опадают полупрозрачными нитями на пол. Еще мгновение - и весь мир погрузился в полный мрак.

   - Забирай, что просила. Откроешь, когда нужда в том настанет. - Равнодушно проскрипел, прогудел Голос.

   Рядом с Киркиными ногами что-то упало.

   И тут же девушку обдало ледяным холодом. От неожиданности она задержала дыхание, а когда попыталась вдохнуть снова, то поняла, что не может этого сделать. В панике она пыталась хватать воздух ртом, хаотично размахивая руками и крутя головой, будто надеялась найти в этой морозной тьме место, где еще оставался кислород. Вот сейчас, повернуться чуть левее или чуть правее -- и можно дышать. Ну же, ну!

   Но ничего не получалось. Кирка задыхалась.

   И все же, когда борьба за жизнь была почти проиграна, легкие вдруг вспыхнули огнем от щедрой порции кислорода. Сипя и кашля, сгибаясь от боли, девушка жадно втягивала свежий воздух. И ей все казалось, что ни конца ни края не будет этому кошмару, что не сумеет она отдышаться, что так и останется корчиться здесь, на полу, пока не умрет. Но вот еще вдох, и еще -- и дыхание стало ровнее. Отпустила жгучая боль.

   - Прошло, все прошло, - со слезами прошептала измученная девушка.

   Немного придя в себя, она устало подняла голову.

   Божка нигде не было. За окном занималась заря, светлело. Вдоль стен все так же лежал знакомый хлам. Пол был покрыт слоем многонедельной пыли. Поскрипывали мельничьи крылья. С первого этажа доносился мышиный шорох. Обычное утро на обычной мельнице.

   Кирка могла бы поверить, что всех этих ночных ужасов с ней приключалось, и ей опять все приснилось, если бы не нарастающая боль в обрубленном суставе и не лежащий у ног, перевязанный серебристой нитью холщовый мешочек.

7. Чудище

   Утро разбудило спящего на полу Василька не соловьиным пением и свежестью весеннего воздуха, а раскатистым храпом Матвея Борисовича, чередующимся с прерывистым посапыванием старосты и крепким, пробирающим до самого костного мозга, смрадом перегара, доносящегося от дрыхнущего рядом Онисима. Лучи рассветного солнца настойчиво пробивались через, будь оно трижды не ладно, красное оконце, и, отражаясь от лежащего на столе пузатого бутыля, беспощадно били по Васькиным глазам, будто розги по пяткам. Содержимое стеклянной тары разливалось, расплескивалось окияном боли и страдания в похмельной голове парня, а на поверхности сего необъятного водоема разрозненными кусочками мозаики мельтишили смутные воспоминания о вчерашнем застолье - "честном пире во славу удалого воина Василия", как торжественно назвал его Тимофей Федорович. Юноша поморщился и осторожно приподнялся, опираясь на локоть - с груди скатились зачерствевшие ошметки варенного картофеля и подсохшие сопли из квашенной капусты. Нутро скрутило подкатившей тошнотой.

   Но Васька стерпел. Всю хворь как рукой сняло, когда он заметил приоткрытую дверь в сени. И, судя по бодрящей прохладе, то и дело пробивающейся сквозь затхлую вонь ночных возлияний, входная дверь тоже была распахнута. Парень воровато огляделся. "Тюремщики" все так же беспробудно спали. Молясь Велесию и Яролике, чтобы не скрипнула половица, Василек осторожно поднялся. Лишняя минута ушла на то, чтобы с помощью стола обуздать ускользающий из-под ног пол. Наконец, достигнув равновесия, парень медленно двинулся в сторону двери. Шаг, еще один. Улыбка сама собой расползалась по изрядно помятому лицу - свобода близко! Ну же, еще каких-то три- четыре шажка и... Но тут Василек зацепился за что-то ногой, пошатнулся, не удержался и полетел вниз, попутно приложившись лбом к краю лавки. Перед тем как погрузиться в темноту, парень еще успел заметить, как дверь, будто крышка гроба, с душераздирающим скрипом захлопнулась под порывом сквозняка.

   Онисим хмыкнул и убрал сапог из-под Васькиной лодыжки, а затем повернулся на другой бок и продолжил отдых.

   Следующее пробуждение было не менее неприятным. Все так же болела голова, саднила кожа на лбу, противно ныла затекшая нога.

   Рядом о чем-то спорили знакомые голоса.

   - Как же ты так, Онисим? Прибил ведь парня!

   - Дак он удрать хотел, вот я его за ногу слегка и подцепил. Кто же знал, что этот малохольный так навернется?

   - Ну смотри, не очухается, сам пойдешь в болота. Или Петька твой.

   - Как бы не твоему Миханьке идти - то.

   - Да хватит вам! Очнулся, поди, соколик наш, - цыкнул на спорщиков староста.

   Пастушок приоткрыл глаза. Он лежал на лавке, и прямо над его лицом нависали лыбящиеся морды деревенских. Единственный сочувственный взгляд достался пареньку от жреца Филимона, который уже успел прибыть из Вороничей. В доме было светло и прибрано. Василек прикинул, что времени уже далеко за полдень.