Гнилушкина гать (СИ)

   Тень почти добралась до лежащего на полу букета, но остановилась. Ее край задрожал, зашевелился, а затем разделился, разошелся в стороны четырьмя отростками. Каждый из них судорожно дернулся и, будто ощупывая поверхность, потянулся к травинкам. "Это же чья-то рука!" - Ужаснулась девушка. Тень накрыла "подарок" четырехпалой ладонью, обхватила его со всех сторон, а затем поползла обратно, туда, откуда появилась, увлекая за собой добычу. Сухие растения, цепляясь о шероховатости дощатого пола, едва слышно шуршали и оставляли за собой фрагменты хрупких листьев и цветков. А когда букет достиг края светового пятна, то стал будто бы укорачиваться, растворяться в темноте, пока полностью не исчез! А Кирка все стояла завороженная, подрагивая, будто отравленная муха в паучьей сети.

   - Чего желаешь? - Отовсюду и из ниоткуда вдруг засвистели, запели, завыли, зашипели, заорали, зашептали десятки голосов... и в тоже время только один.

   У Кирки нестерпимо закружилась голова. Ее мысли путались, а воспоминания разбивались на тысячи бессвязных фрагментов. А вопрос чужого божка снова и снова грохотал, звенел, раздавался эхом, расплывался, мутнел, прояснялся, обретал форму и снова ускользал.

   - Я... я... - пыталась ответить Кира, но слова давались с трудом. Она задыхалась и хватала воздух ртом как рыба. - Василек... Помоги!

   Жуткий Голос ненадолго стих, но лишь для того, чтобы налететь с новой силой:

   - Ма-а-а-ло... Мало! Отдай еще! Еще!

   - Мало... - Едва шевеля губами, прошептала девушка. - А что?.. Чего ты хочешь?

   - Подарочек, подароч-ч-чек. Ценная жизнь за ценную жизнь. Це-е-енная... - Ласково, певуче, заискивающе затянул Голос. - Знаешь, ты все знаешь...

   - Что знаю? Что? - Не могла понять Кира.

   - Знаешь! - Неожиданно злобно гаркнул Голос.

   Кирка вскрикнула от боли и схватилась за голову. В тот же миг поняла, что снова может двигаться, и со всех ног бросилась прочь, на улицу, лишь чудом не слетев с лестницы. А вслед ей звучал Хор одного Голоса: "Мало! Мало!"

   Но стоило девушке пересечь порог мельницы, как все тут же прекратилось: голос стих, а боль отступила. Только что-то мешало под носом и на губах. Она поднесла дрожащую руку к лицу -- по бледной ладони растеклось липкое темное пятно. С минуту Кира смотрела на измазанные кровью пальцы, а потом решительно пошла во двор покойной тетки Рады, нервно впечатывая каждый свой шаг в землю. Да, она знала. Знала еще до того, как отправиться на мельницу, о чем может попросить ее дух. Даже девушка не была в этом до конца уверена, она ведь вполне догадывалась, что ей придется совершить. Так ведь? В эту долгую мрачную ночь у Кирки не осталось ни сил, ни желания скрывать от самой себя, что она была согласна на эту жертву изначально.

   Мельник так и лежал около калитки, оберегаемый верными Середкой и Пряником. В своем пьяном забытье он, конечно, не заметил проскользнувшую за калитку девушку. Кирка же сразу отправилась в хлев, вывела наружу старую лошаденку и отправилась домой верхом.

   Луна стала меньше и бледнее, а ее диск наполовину заштриховали темные полосы облаков. Ворота были распахнуты настежь. Девушка завела лошаденку внутрь своего двора и направилась в избу. Игренька встречал уже на пороге, добродушно мурлыкая и ластясь к хозяйским ногам.

   А дальше все для Кирки произошло как во сне...

   Вот она берет Игреньку на руки и выносит за торец дома. Не обращая внимания на растерянное кошачье мяуканье, достает из ножен на поясе подаренный когда-то матерью нож. Сумасшедше колотится сердце. Кратко блестит лезвие. Тельце животного дергается и безвольно опадает. Еще один резкий росчерк - и дрожащие пальцы держат отрезанное кошачье ухо. Ночь милосердно скрывает краски. Но тошнота все равно подступает к горлу. Лучше бы сейчас подавиться, захлебнуться содержимым собственного желудка! Нет сил смотреть, нет смелости понимать. Только одна мысль в оправдание - завтра вечером Василек погибнет, чудище разорвет, убьет его, если Кира не попытается, не сможет помочь. И нет ни слез, не истерики. Она убирает лезвие в ножны, крепко сжимает свой "ценный подарок" в кулаке. Темно. Вокруг так темно! Лошаденка, оставленная у ворот, испуганно стрижет ушами и бьет копытом сырую землю. Чует. Кровь чует, смерть. Кобыла недовольно фырчит, но все же везет опасного человека обратно на мельницу.

   Савки у калитки не было. Видимо, мельник очнулся и ушел досматривать свои пьяные сны в избу. Псы тоже не выбежали на встречу.

   У порога мельницы Кирка помедлила. Девушка набралась духу и вошла в здание, готовясь снова услышать жуткий Хор одного Голоса. Но внутри оказалось очень тихо, даже мыши куда-то делись. А еще - совсем темно. К лестнице Кирка дошла практически на ощупь и также поднялась на второй этаж.

   Показавшаяся из-за облаков луна, совсем маленькая и тусклая, уже успела переместиться по небосклону, и ее скудных, жидких лучей хватало лишь на узкую - едва в аршин вдоль да в пол аршина поперек - полоску света у окна. Кирка, безотчетно сжимавшая в липкой от крови ладони кошачье ухо, была рада и этому - хоть немного света, хоть столько.