Гнилые болота

Это было въ пятницу; въ субботу уже весь классъ зналъ о нашей ссор. Насъ такъ привыкли видть вмст въ теченіе нсколькихъ лтъ, что теперь всмъ казался страннымъ этогь разрывъ. Торжествующимъ былъ я. Розенкампфа вс ругали за его неуступчивость и насмшки. Я имлъ глупость и подлость слушать, какъ ругали моего любимаго друга; я даже самъ пожималъ плечами и говорилъ: точно, съ нимъ трудно ладить! Между тмъ этотъ человкъ, съ которымъ было трудно ладить, былъ для меня единственнымъ дорогимъ существомъ въ школ, и я желалъ только примиренія съ нимъ. Почему же я игралъ эту грустную роль? Потому же, любезный читатель, почему играли ее многіе изъ вашихъ знакомыхъ, почему, можетъ-быть, будутъ играть ее и ихъ дти. Виноваты тутъ дурное воспитаніе, отсутствіе честнаго взгляда на отношенія къ людямъ, втреное желаніе порисоваться, привычка говорить первое попавшееся на языкъ слово. Кто изъ насъ не слушалъ, какъ безъ причины бранили при немъ друзей, и не считалъ безчестнымъ молчать или поддакивать? а потомъ самъ удивился, если друзья отворачивались и сторонились отъ него?

— За что? — спрашивалъ онъ себя.

— Другомъ не умешь быть, — отвчалъ слишкомъ поздно проснувшійся разсудокъ.

XVI Горе

Прошло дней пять, а Розенкампфъ не приходилъ ко мн съ предложеніемъ помириться; я не могъ впередъ протянуть ему руку, отъ этого простого поступка удерживало меня, чувство мелочного самолюбія, которое длаетъ не только дтей, но даже неглупыхъ людей пошлыми глупцами и вызываетъ множество самыхъ комическихъ, продолжительныхъ ссоръ, возникшихъ изъ пустяковъ. Мн было до того тяжело и скучно безъ друга, что это чувство отражалось на моемъ лиц, и его замтили многіе товарищи.

— Охота вамъ скучать объ этомъ подкидыш! — сказалъ мн разъ Онуфріевъ, юлившій передо мною, какъ бсъ, во все время ссоры.

— О какомъ подкидыш? — спросилъ я въ недоумніи.

— Да о Розенкампф; вдь онъ не родной сынъ покойнаго генерала; генералу подкинули его на другой день свадьбы.

— Свинья! — оборвалъ я Онуфріева и повернулся къ нему спиною.

— За что обругалъ тебя Рудый? — разспрашивали мальчишки, слышавшіе мое восклицаніе.

— За то, что я ему сказалъ правду, что Розенкампфъ подкидышъ, — отвчалъ Онуфріевъ.

Онъ былъ окончательно испорченъ грязью мщанской жизни.

— Какой подкидышъ?

— Да такой, какіе бываютъ подкидыши; сынъ какой-нибудь…

Онуфріевъ нагло произнесъ то названіе падшей женщины, которое рдко произносится и большими.

— Я давно зналъ это, да говорить не хотлось, а теперь къ слову пришлось. А Рудый туда же — ругается, забылъ, врно, что самъ лакейскій сынъ…

И вотъ началась въ нашемъ класс одна изъ гнусныхъ исторій разбирательства званій нашихъ отцовъ, высказалось первое проявленіе страсти къ сплетн, и облетла сплетни весь классъ; кто выслушалъ ее да плюнулъ чуть не въ лицо сплетнику, а кто и задумался надъ нею. какъ надъ чмъ-то важнымъ и лично до него касающимся. Услыхалъ и Розенкампфъ горькій упрекъ за свое происхожденіе, и сильно кольнулъ онъ несчастнаго мальчика, старавшагося столько лтъ казаться законнымъ сыномъ генерала. Я тоже упалъ съ высоты своего величія и отрезвился. Первымъ моимъ дломъ было подойти и объясниться со старымъ другомъ и попросить у него извиненія.

— Коля, перестань дуться, — нжно сказалъ я ему:- помиримся, пожалуйста.

— Оставьте меня! Вы мн мшаете учиться.

— Ради Бога, Коля! извини меня, я ни въ чемъ не виноватъ, говорилъ я, волнуясь.

Я уже вполн ясно понималъ всю гадость происходившаго вокругъ меня.

— Вы ни въ чемъ не виноваты, вотъ эти мерзавцы виноваты! — произнесъ Розенкампфъ, указывая на сидвшихъ въ класс учениковъ, и изъ его глазъ закапали крупныя слезы. — Но подите отъ меня прочь и никогда не подходите ко мн; я васъ такъ же не люблю, какъ и ихъ, слышите вы? Я никого не люблю!

Онъ зарыдалъ и поспшно ушелъ изъ класса.

Читатель въ своемъ мст узнаетъ грустную исторію Розенкампфа.

Я слъ на свое мсто, моя голова находилась въ состояніи опьяннія. Кое-какъ прошло время до двнадцати часовъ, наконецъ, послышался звонъ колокольчика. Вс школьники побжали на дворъ, начались веселыя дтскія игры, полетли комки снгу, раздались шумъ и смхъ, закипла молодая жизнь. Хорошо, если бы вс дти ловили эти мгновенья, и не было бы ни у одного ребенка ни горя, ни наказанія, ни желанія заводить не дтскіе дрязги, ни стремленія обижать своихъ собратовъ. Къ сожалнію, и то, и другое, и третье было въ нашихъ дтяхъ.