Юнг не хотел делать последний шаг — наделять эти архетипы объективной реальностью, выходящей за рамки «психэ». «Откровение — это «разоблачение» глубин человеческой души прежде всего, «раздевание»; следовательно, по сути, психологическое событие, хотя это, конечно, не означает, что за этим не может присутствовать что-то
Возьмем простой пример: Юнг проводит параллель между гностическим демиургом и «космогоническим шутом примитивных народов». Известный пример последнего рода — Локи, древнескандинавский бог-обманщик, чьи проделки в итоге приводят к концу времен — к сумеркам богов. По сути, Юнг говорит, что существует архетип, искажающий вещи, вносящий в мир деструкцию и несовершенство. Этот принцип существует в наших душах; мы реализуем его в наших жизнях, в ошибках, которые мы совершаем наполовину слепо, наполовину осознанно. Древние скандинавы персонифицировали его в фигуре Локи; гностики опознали его в фигуре демиурга — бога, создавшего тот уродливый мир, где мы обитаем, при всем том, что и бог, и его мир, возможно, существуют лишь в устройстве наших мозгов.
Юнга сильно критиковали теологи, в частности Мартин Бубер, обвинивший мыслителя в том, что тот сам является гностиком. Ответ Юнга в резюмированном виде изложен в постскриптуме к письму Виктору Уайту, англичанину-доминиканцу, с которым Юнг переписывался в течение многих лет. «Я пошлю Вам копию моего ответа Буберу, назвавшему меня гностиком. Он не понимает реальности психосферы». Этим своим заявлением Юнг дает понять, что он говорит исключительно о психологических истинах, нашедших свое выражение в мифах гностиков, равно как и во многих других источниках. В другом месте он пишет: «Архетипические темы бессознательного суть психогенный источник гностических идей, маниакальных идей (особенно имеющих параноидально-шизофренические формы), символьных конструкций в сновидениях и активного воображения в процессе психоаналитического излечения невроза».
Все это указывает на отказ Юнга связывать себя с верой в персонажей гностических мифов (или каких-то иных мифов). Он утверждает: «Именование моей «системы» «гностической» — это изобретение моих критиков из числа теологов». «Я не философ, а лишь эмпирик». Этот эмпиризм заключался в изучении порождаемой сферой «психэ» образов, явленных в религии и мифологии, а также в сновидениях его пациентов. Он не утверждал, что его открытия, касающиеся «психэ», обязательно ведут к неким теологическим или метафизическим истинам.
В любом случае такой была официальная позиция Юнга. Она гармонировала с его кантианской ориентацией, подразумевающей ту истину, что мы никогда не сможем узнать, каков есть мир в себе; мы можем лишь узнать, каким он
Юнг являлся глубоким и проницательным мыслителем; однако представленное им мировидение не снимает всех вопросов. Перейдя определенную черту, мы уже не готовы удовлетвориться одними лишь психологическими объяснениями. М ы хотим таких ответов, которые раскрывали бы нам самую суть вещей, а не просто объясняли, как работает сознание. Даже если подобное невозможно (на чем, по-видимому, настаивают Кант и Юнг), мы все еще продолжаем страстно желать этого.
Если продолжать следовать в данном направлении, то это заведет нас в дебри сложной и, возможно, неразрешимой философской дискуссии. Так или иначе, надо признать, что Юнг внес огромный вклад в изучение этих областей. Опознавая в эзотерических текстах и мифа