Год 1976, Незаметный разворот

Я должен убедить фюрера в бесперспективности продолжения борьбы на Восточном фронте. Поход за рабами и поместьями закончился бы катастрофой в любом случае - с герром Серегиным или без него: об этом говорит опыт различных миров, где в общих чертах происходило то же самое. Мы соблазнились кажущейся беззащитностью и бестолковостью русских, а потому попали в ту же ситуацию, что и турист, нечаянно наткнувшийся на гнездо лесных ос. Победить их невозможно, от них надо бежать - чем дальше, тем быстрее. Если мы бросим против Советов все свои силы, то герр Серегин выйдет из себя (покойные солдаты и офицеры первой панцер-группы свидетельствуют о том, что он это умеет) и в кратчайшие сроки поотрывает нам головы во время своих излюбленных внезапных визитов. Немцы после такого сохранятся, и даже будут благоденствовать, а вот все вздумавшие сопротивляться плана Божьего Бича и Властелина Галактики внезапно обратятся в прах. А местную русскую армию тренировать можно и на англичанах, они тоже неплохие мальчики для битья, только не настолько жесткие и профессиональные, как солдаты вермахта. Поэтому предложенные правила игры лучше принять без возражений. Мы не должны делать ничего, что вызывает в Биче Божьем его любимую Благородную Ярость -не должно быть никаких акций по уничтожению евреев, славян и большевиков. Но когда я это буду говорить, фюрер должен по-прежнему считать, что я - прежний непоколебимый Рейнхард Гейдрих, преданный слуга Рейха. Вот это и есть самое сложное...

Прежде мне не доводилось так изощренно хитрить: ощущениесобственной правоты давало мне чувство могущества, окрыляло и делало неуязвимым для интриг товарищей по партии. Теперь же я вдобавок ко всему буду под прицелом десятков недоброжелательных глаз. Ведь вокруг фюрера собрался первоклассный серпентарий: Борман, Гиммлер, Геббельс, Канарис и даже тупица Геринг, - все полны алчностью, завистью, стремлением выслужиться и подсидеть конкурента. Благоволение Гитлера ко мне может растаять в один миг - стоит лишь допустить опрометчивый шаг, неосторожное слово. Даже взгляд, выражение лица - в решающий момент все это будет иметь большое значение.

Но я должен постараться. Я понимаю всю важность возложенной на меня миссии, и, честно говоря, мне это даже льстит. Кто знает - может быть, когда-нибудь, если все закончится благополучно, я буду оценивать поручение герра Серегина как большую честь... Может быть, мне даже достанется так называемое «теплое местечко» в той конструкции, которую он задумал... Но это возможно только при условии, что у меня получится сдать Германию с рук в руки целую и сохранную, а самого себя представить как предводителя здоровых сил нации, достойного всяческого доверия.

Впрочем, я размечтался. Не хотелось бы загадывать наперед... Но до чего же трудно не рисовать себе перспектив, когда ты прикоснулся к чему-то могущественно-мистическому, и не просто прикоснулся, а стал в нем действующим лицом, от которого, быть может, зависят жизни миллионов немцев. Прежде Германия в ходе войны не несла серьезных потерь, но в тех мирах, которые тут называют Основным Потоком, общее число жертв - и военных, и гражданских - достигало десяти миллионов: невероятно огромная цифра, в несколько раз превышающая потери прошлой войны.

На самом деле мне очень страшно. Но этот страх не должен увидеть никто из окружения фюрера. А ведь это чувство - самое заметное, хотя не для всех. Сам я всегда различал его очень хорошо. Он таится в глазах, проступает в повороте головы, в походке, в движениях рук, в тембре голоса... Можно ли избавиться от страха, чтобы казаться таким, как раньше - уверенным, холодным? Как там говорила моя хвостатая прелесть? «Осознай свой страх, приручи его, сделай своим слугой...» Что она имела в виду?

Я задумался. И, кажется, понял суть этих загадочных слов: можно испытывать страх, но не бояться самого страха. Парадоксально звучит, но на самом смысл в этом есть. Это означает, что страх следует принять как данность и не пытаться от него избавиться. То есть в этом случае из деструктивного чувства, которое заметно, он превращается в осторожность, хитрость, изобретательность... Ничего не боятся только клинические идиоты и искусственно созданные колдовством человекообразные идеальные солдаты - это чувство неведомо им по определению. Но мы-то обычные люди, а потому нам бояться можно и нужно, только делать это следует правильно.

Я немного успокоился. Теперь мне было легче обдумывать план своих действий по убеждению Гитлера. Мысленно я уже вел с ним разговор. Я хорошо знал нашего фюрера... Его фразы должны быть для меня предсказуемы. Он доверяет мне. Он ценит мой ум и мою способность находить выход в самой сложной ситуации, а потому считается с моим мнением. Так почему у меня не должно все получиться?