Год благодати

Положив топор на прикроватную тумбочку, он встает передо мной, и я чую исходящий от него запах ярости. Я стискиваю зубы, готовясь к худшему, но он вдруг делает нечто настолько неожиданное, что я теряю дар речи. И у меня спирает дыхание.

Встав на колени передо мной, он расшнуровывает мои грязные ботинки.

Затем, сняв их с моих сбитых ног, говорит:

– Я не лгал. Мне каждую ночь снилось, что я с тобой.

Чувствуя, как по лицу моему струятся слезы, я вижу, как он кладет ключ на тумбочку, берет с нее топор и выходит из спальни.

Глава 87

Несколько минут спустя я слышу негромкий стук в дверь. Я вскакиваю, ожидая вновь увидеть его, думая, что он вернулся, чтобы мы могли поговорить, разобраться в случившемся, но это оказывается всего лишь служанка.

Я сама удивляюсь тому, насколько это разочаровывает меня.

Наполнив ванну горячей водой, она помогает мне раздеться и, увидев мой выступающий живот, отводит глаза. И я спрашиваю себя: что же она думает обо мне? И что думают они все?

Я вспоминаю ее – она отбывала свой год благодати перед тем, как на остров отправилась Айви. Ее зовут Бриджет. Она нервничает, суетится, но не задает вопросов. Вместо этого она без умолку болтает о том, что сейчас творится в округе. Я почти не запоминаю то, что она говорит, но мне приятно слушать ее голос, пересказывающий сплетни – это так обыденно, так нормально.

Используя щетку, сделанную из щетины дикого кабана, и купленное на рынке медовое мыло, она смывает с моего тела накопившуюся грязь, затем моет мои волосы и споласкивает их отваром лаванды и окопника. Горячая вода так приятна, что мне не хочется вылезать, но служанка говорит, что в смежной комнате меня ожидают мясной бульон и чай, и я все-таки вылезаю. Надеваю ночную рубашку из белого накрахмаленного хлопка, усаживаюсь за туалетный столик, на котором стоят бульон и чай, и она говорит, что мне нужно поесть, после чего начинает расчесывать мои волосы. Рука у нее отнюдь не самая легкая, и большая часть бульона выливается из ложки, так и не дойдя до моего рта, так что в конце концов я просто беру миску и начинаю его пить. Он горячий и вкусный. Бриджет говорит, что, если все будет хорошо, я смогу перейти к твердой пище и что мне повезло, поскольку завтра в меню будет духовое мясо. Вплетая в мои волосы черную шелковую ленту, она подробно описывает завтрашнее меню, затем переходит к графику стирки, после чего начинает болтать о музыке, которую исполняют в церкви. Когда я ложусь в постель и она поправляет одеяло, мне приходится притвориться, что я крепко сплю, лишь бы заставить ее уйти.

Наконец-то оставшись одна, я лежу в тишине, хотя на самом деле в доме не так уж и тихо.

Слышно мерное тиканье старинных напольных часов, стоящих на первом этаже. Глядя в потолок, я удивляюсь тому, что нежданно-негаданно оказалась здесь. Три дня назад я потеряла Райкера и была уверена, что, возвращаясь в округ, отправляюсь навстречу собственной смерти, но вместо этого я здесь, в этой незнакомой чистой комнате, замужем за парнем, который мне одновременно и знаком и не знаком. Услышав на лестнице его шаги, я вскакиваю с кровати и, взяв ключ, спешу к двери, чтобы запереть ее, однако в нерешительности медлю. Майкл останавливается, и я гадаю: не повернет ли он сейчас дверную ручку, не войдет ли, но тот идет дальше, доходит до конца коридора, где открывает другую дверь и закрывает ее за собой.

И это продолжается неделя за неделей.

Я знаю, что могла бы одним-единственным словом облегчить его муки, но вместо этого я только раз за разом затаиваю дыхание.

Да и что мы должны сказать друг другу, разве можно исправить все словами?

Но с каждым днем я оттаиваю все больше и больше.

Я ловлю себя на том, что напеваю, лежа в ванне, и даже смеюсь, вспомнив, как мы с Майклом упали как-то вечером с дуба, перепугав Джилла и Стейси. Мало-помалу я возвращаюсь в нормальный мир. Возвращаюсь к прошлой версии себя.

Иногда я пытаюсь мысленно увидеть Райкера, воскресить в памяти его запах, его прикосновения, но вижу перед собой только этот дом. И лишь когда я смотрю в зеркало на свой выступающий живот, понимаю, что скоро смогу видеть Райкера каждый день. И не в снах, а в моих объятиях. Этим даром я обязана Майклу. И, несмотря ни на что, я ему благодарна.

Вскоре я начинаю наряжаться в красивые платья, которые Бриджет кладет на кровать. Я заплетаю волосы, завязывая косу черной шелковой лентой. Сижу у окна, глядя сквозь занавески на проходящую под ним жизнь. А когда часы бьют полночь, спускаюсь на первый этаж, чтобы посидеть в гостиной перед пылающим в камине огнем. Теперь мне уже не страшно смотреть на него. Вот чего бы я не отдала за капельку волшебства! Настоящего или воображаемого.

Ночь за ночью я чувствую, как Майкл стоит в дверях за моей спиной, глядя на меня и ожидая доброго слова, простого жеста, но я никак не могу заставить себя что-то сказать или сделать.

Иногда я ловлю себя на том, что начинаю гадать – что бы случилось, если бы он поведал о своих чувствах раньше? Поцеловались бы мы под звездным небом до того, как на нас обрушился год благодати?