Год благодати

– Слишком далеко. Зов донесся аж с северо-запада.

Возможно, это и правда, но мне хочется верить, что дело не только в расстоянии. Вдруг он начинает видеть нас в ином свете.

Пока Райкер занимается огнем в очаге, я перевожу взгляд на ряд склянок на столе, не дающих забыть, зачем он прибыл на этот остров.

– Как ты можешь это делать? – спрашиваю я, и голос мой срывается. – Убивать невинных девушек?

– Невинных? – Он демонстративно смотрит на мое плечо – Здесь нет невинных. Уж кто-кто, а ты должна знать.

– Это вышло случайно.

– Случайно это вышло или нет, но ты даже не представляешь, на что способны твои «невинные». Проклятие. Я видел его собственными глазами. – Он подкидывает в очаг дров, и его плечи расслабляются. – К тому же на свете нет ничего однозначного. Смерть порождает жизнь… так любит говорить моя мать.

– Стало быть, у тебя есть семья? – спрашиваю я. Не знаю, почему мне в голову раньше не приходило, что и у беззаконников могут быть чувства… может быть семья.

Но ответа не следует.

– Послушай, мне совсем не хочется быть здесь – точно так же, как и тебе. Я просто пытаюсь вести беседу.

Он продолжает молчать.

Я шумно выдыхаю.

– Ну, как хочешь.

– У меня есть мать. И шесть сестер, – говорит он, не отрывая глаз от фигурок, стоящих на полке над очагом.

Я считаю их – семь штук. Я думала, они олицетворяют тех девушек, которых он убил, но вдруг это его семья?

– Шесть сестер? – спрашиваю я, пытаясь лечь так, чтобы лучше его видеть, но я слишком слаба. – Мне казалось, у женщин предместья не бывает столько детей.

– Верно, не бывает. – Он вешает котелок над огнем. – Это не кровные дети. – Он поворачивается ко мне, но не смотрит в глаза. – Моя матушка… она удочеряет девочек, которые никому не нужны.

Я пытаюсь понять, что он хочет этим сказать, и тут до меня доходит.

– Девочек из округа? Тех, кого изгоняют?

Он смотрит на пламя в очаге.

– Иные из них пребывают в таком шоке, что не могут говорить, и это продолжается по нескольку месяцев. Поначалу я их ненавидел, не понимал, но теперь все иначе. Я больше не думаю о них так, как раньше.

– Не думаешь о них как о добыче? – спрашиваю я, и мой голос дрожит от гнева… и страха. – Но ты все равно продолжаешь нас убивать, идти против закона?

– Мы не идем против закона, – резко возражает он. – Округ дал нам разрешение «выбраковывать худших из вас» и платит большие деньги за то, что мы доставляем вашу плоть обратно домой. Ваши отцы, братья, мужья, матери, сестры… это они пожирают вас, а вовсе не мы.

Меня охватывает ужасное чувство.

– Я понятия не имела, что за всем этим стоят власти округа.

– Если я откажусь стать одним из тех, кого вы называете беззаконниками, моя семья не получит денег… сестры будут голодать.

– Кто именно тебе платит? – спрашиваю я, пытаясь прийти в себя от потрясения, привести в порядок разбегающиеся мысли.

– Те же люди, что отправляют вас сюда, – отвечает он, наливая в кружку бульон из кролика. – В последний день охотничьего сезона мы выстраиваемся перед воротами. Те, кто возвращается с пустыми руками, получают самую малость, этого еле хватает, чтобы выжить. Те же, кому досталась добыча, приносят ее в склянках. Эти склянки считают, сверяют клейма, выжженные у вас на стопах, и, если все сделано как надо, беззаконнику выдают по мешочку золота за каждую девушку – этого достаточно для того, чтобы отвезти свои семьи на запад… оставить здешние места навсегда.

– Но ведь за пределами округа ничего нет… только смерть.

– А может быть, власти округа хотят, чтобы мы так думали, – шепчет он, поднеся к моим губам кружку с бульоном.

До нас доносится еще один каркающий звук, на сей раз уже ближе.

– А как они это делают? – спрашиваю я, глядя на дверной проем. – Как выманивают девушек из становья? Уговаривают сбежать… благодаря дару убеждения?

Райкер ставит кружку на скамью.

– Нам вообще не приходится что-то делать. – Его взгляд упирается в мою рану. – Они делают это сами.

Эти слова ранят меня, словно в тело снова входит топор.

– А ты когда-нибудь убивал, убивал нас? – шепчу я, боясь услышать ответ.

– Нет, хотя и был близок к этому, – говорит он, осторожно укрывая меня шкурами. – Но я рад, что не убивал.

Глава 48

– Ты вся горишь, – говорит он, прижимая к моему лбу тряпицу, смоченную прохладной водой.

С трудом разлепив глаза, я тщусь сосредоточить взгляд на его лице. Мое внимание привлекает глухой щелкающий звук.

– Что это? – шепчу я.

– Ветер.

– Нет, другой звук. Я уже слышала его.

– Ты имеешь в виду ветроловку? – спрашивает он.

Меня сотрясает дрожь.

– Никогда не слышала, чтобы ветроловка издавала такие звуки.

– Она сделана из костей.

– Что? Зачем? – спрашиваю я, стараясь не дать глазам снова закрыться.

– Это работа Андерса… он любит делать всякие штуки из костей.

Действительно ли Райкер так сказал, или мне это только показалось?

Я протягиваю руку к ткани, закрывающей его нос и рот.

– Мне нужно увидеть твое лицо, – говорю я, выбивая зубами дробь.

Он перехватывает мою руку и засовывает ее обратно под шкуры.

– Лучше не надо.

– Тебе не о чем беспокоиться… я не испугаюсь, – уверяю я. – У моего отца есть одна книга…