– Она была шлюхой и заслужила смерть. – Вены на его висках вздуваются. – Из-за нее я лег под нож. – Он пытается отдышаться, но я слышу, как булькает кровь в его легких. – Когда я пришел, чтобы увести ее, она повела себя так, будто мы чужие друг другу. Будто то, что между нами было, ничего не значило. – Когда ему не удается перевести дух, он кладет голову на землю и снова начинает тереть карман с лентой. Эти навязчивые движения. Наверное, он даже не замечает их. – А когда я пришел за тобой… – Его лицо искажается от боли. – Ты такая же, как она. Ты меня предала.
– Как я могла тебя предать? – Все мое тело дрожит.
– Ты должна была стать
По моему лицу текут слезы – но не от горя, а от лютой ярости.
– Мне было всего семь лет… и я пыталась быть
– Ты хотела меня! – вопит он. – Я знаю! – Он кашляет кровью. – Все вы шлюхи. И только посмотри на себя. Ты запятнана связью с беззаконником, – шепчет он, и на зубах его пузырится кровь, словно яд у змеи. – Я слышал вас в ту ночь. И скоро все в округе узнают, что ты шлюха.
Я больше ничего не могу сказать, а сделать могу только одно – вылезти из этой проклятой ямы.
Мне тут не место.
А ему – самое то.
И плевать на непристойности, которые он выкрикивает мне вслед, потому что чем больше он будет кричать, тем скорее захлебнется в собственной крови.
Глава 77
Я спускаюсь по склону, когда вижу Герти, бегущую ко мне.
– Что случилось? – кричу я, спеша ей навстречу. – Они что-то тебе сделали?
Она быстро мотает головой, тщась отдышаться.
– Я пыталась их остановить, но они не желали меня слушать… они взяли в плен беззаконника… он стоял у восточной части ограды. Высокий. Темноволосый.
– Райкер, – шепчу я.
Мчась обратно, к остальным, я не разбираю дороги, не думаю о Герти, старающейся не отстать – единственное, о чем я могу сейчас думать, это что они могут с ним сделать. То, что они творили раньше друг с другом, было ужасно, но, если уж им в лапы попал беззаконник…
Когда я наконец выбегаю из леса на поляну, то напоминаю себе воина, который явился на поле битвы спустя долгое время после того, как затих последний выстрел из пушки.
Девушки застыли, как в трансе, иные из них блюют, кто-то опустился на колени и молится.
Ко мне, высоко вскинув подбородок, идет Кирстен, по лицу ее размазана кровь.
–
На земле под деревом лежит обнаженный мужчина. Лежит неподвижно.
Идя к нему, я слышу, как в ушах моих гулко бухает сердце. Мне не хочется запоминать Райкера таким, но я должна, должна увидеть его еще один раз… чтобы попросить прощения… и попрощаться.
Опустившись на колени, я прижимаюсь ухом к груди, надеясь, что каким-то чудом он все еще жив, но сердце его не бьется. Осталась только холодная окровавленная оболочка. И эта оболочка принадлежит… не Райкеру. Этот окровавленный мужчина с переломанными костями мне незнаком.
Вставая с земли, я то ли плачу, то ли смеюсь, и по их лицам видно – каждая из них считает меня безумной.
– Даже не знаю, что сказать… – говорю я.
– Ты должна сказать нам «спасибо», – отвечает Кирстен.
– Тот, кто убил Хелен, лежит в лесу в вырытой мною яме, и он мертвый. Мертвый, – говорю я, четко произнося каждую букву. – Вы убили другого человека, и теперь его семья будет голодать.
– Не все ли равно? – огрызается Кирстен. – Это же беззаконник. Враг. Он заслужил смерть.
– Это
– Это год благодати! – истошно вопит Кирстен.
– Волшебство заставило нас сделать это, – тихо бормочет Дженна.
– Никакого волшебства нет! – кричу я, запустив пальцы в свои спутанные волосы. – Все дело в колодезной воде… в водорослях… в водяном дурмане. Это из-за него вы видели, слышали и чувствовали то, чего нет. Уже почти три месяца вы не пьете отравленную воду, поэтому вам стало лучше, – говорю я, пристально глядя каждой из них в глаза. – Но вы не
– Не слушайте ее. Она отравляет ваши умы, – бубнит Кирстен. – Как я и твердила с самого начала.
– Подумайте, – подает голос Марта уставившись на колодец. – Мы стали чувствовать себя лучше только после того, как Тирни принесла чистую воду.
– Я знала, что это неправильно, – вступает в разговор Ханна, глядя на свои руки, покрытые засохшей кровью. – Я говорила вам: нельзя этого делать.
– Водяной дурман не пробудил бы нашу магию и не дал бы нам сил, – возражает Кирстен.
– Это верно. – Я вскидываю подбородок. – Волшебства не существует, вы придумали его, чтобы оправдать то, что сотворили.
– Я больше не собираюсь слушать эту еретичку! – Кирстен идет прочь, но этого, похоже, никто не замечает.