Год чудес (рецепты про любовь, печаль и взросление)

В день после смерти Джима я купила бикини с золотыми блестками и накрасила ногти ярко-оранжевым лаком. Наверное, характер у него был колоритный. Что нам оставалось делать? Я облачила свое горе в золото, джинсовые шортики и цыпляче-желтую тафту и питала его вкусом и приправами, текстурой и красками. Я продолжаю это делать. По-моему, бывают такие громкие потери, что их нельзя приглушать черным. Бывает такая боль, с которой надо жить в великолепных сочных тонах… а может, вести жизнь в великолепных и сочных тонах можно только тогда, когда в ней присутствует боль. А может, просто нельзя понять важность красок, пока не попытаешься жить без них.

Как бы то ни было, такая у всего этого причина. Это повод надевать бикини с золотыми блестками, повод красить ногти ярко-оранжевым лаком, причина делать каждую трапезу – каждый съеденный кусочек – максимально яркими и полезными. Сейчас я отношусь к цвету так, как никогда раньше. Я смотрю на тарелку с ленчем и думаю: розовые пикули, зеленые листья и травы, золотой желток. Краски важны, но это не значит, что они всегда даются легко. Вот одна из причин этих рецептов: рецептов блюд, которые можно приготовить, когда есть желание, когда удается прорваться сквозь горе, или стресс, или хаос, чтобы их приготовить, а потом использовать по мере необходимости.

Дукка – это египетская ближневосточная пряная смесь: ее готовят из толченых орехов и семян, из фенхеля, кумина и кунжута и всего такого. Она для посыпки. Она для макания хлеба. Горсть можно положить – в моем случае – в саб-мой, ради текстуры, хруста и богатого пряного вкуса и – да! – ради красок.

Некоторые варианты дукки не такие красочные, но Йотам Оттоленги кладет в свою паприку, и она получается такой ярко-оранжевой, что я не смогла устоять. Дукка все делает ярче. Любой салат с дуккой – это фейерверк.

На одну банку среднего размера (каждая порция – это пара чайных ложек)

140 г фундука

2 ст. л. семян кумина

2 ст. л. семян фенхеля

4 ст. л. кориандра

4 ст. л. кунжута

2 ст. л. черного перца горошком

3 ч. л. копченой паприки

1 ст. л. хлопьев морской соли

У этого рецепта три шага: запекаем орехи, жарим семена, все толчем.

Начинаем с орехов. Включите духовку на 150 °С и высыпьте орехи на противень (с бортиками, чтобы они не скатывались). Поставьте противень в духовку и жарьте орехи 20 минут.

Тем временем возьмите большую сковороду (здесь очень к месту будет чугунная) и поставьте на средний огонь. Растительное масло не требуется – на самом деле класть масло было бы очень неправильно. Мы всухую жарим кумин, фенхель, кориандр и кунжут и перец-горошек примерно минуту, может, полторы. Запах будет изумительный. Просто изумительный.

Пересыпьте семена в маленькую емкость кухонного комбайна. Добавьте паприку и включите ненадолго – только чтобы раздробить перец и немного помять семена. Это не паста, как вы понимаете, это похоже на текстуру крамбла. (Это просто и медитативно можно сделать в ступке, взяв в руки пестик, но мне представляется, что если у вас ступка есть, то вы и сами догадались.)

Когда орехи будут готовы, добавьте их тоже. Измельчайте не слишком интенсивно, используйте импульсный режим, если он имеется, потому что никакая паста нам не нужна. Пересыпьте в банку и добавьте соль. Закройте крышку. Трясите, трясите, трясите. Снимите крышку. Вдохните. Разве это не прекрасный оранжевый закат? Разве это не райский аромат?

Подгоревшие баклажаны с черным чесноком

В выходные после смерти Джима я пошла на вечеринку домой к моей подруге Энни. Тогда она еще не была мне подругой – мы были едва знакомы, – но она дружила с Джо, а Джо хотела, чтобы я не оставалась одна, а я не хотела, чтобы Джо чего-то лишалась. И вот мы пришли к решению, которое ни одной из нас не нравилось, стоя в каком-то бетонном коридоре из тех, что бывают в многоквартирных домах. Что-то в этом воспоминании ярко-синее (машина? дверь? колонна?), и это говорит о том, насколько глубоко я была травмирована: мои воспоминания того времени фрагментарны – обрывки и хаос. Не неприятный хаос – не полностью, даже не большей частью, но тем не менее хаос: краски, очертания, прикосновения. Сейчас, спустя несколько лет, все стало лучше, однако калейдоскопические воспоминания по большей части сохранились: я помню прикосновения, ощущения, краски, словно я все время вижу сны, но теперь я поняла, что надо записывать все, как только это происходит, так что мне удается с этим разбираться. Я как будто превратилась в калейдоскоп, и записи – это единственный способ все зафиксировать. Наверное, это похоже на то, как смотришь внутрь бриллианта – как смотришь на мир сквозь драгоценный камень.