Год Оракула

– В традициях моей веры мы часто называем окормляемых нашей паствой в том смысле, что мы пастыри, ведущие их через опасный и враждебный мир. Это призвание, и мы принимаем это призвание охотно, в этом я уверен. Я люблю мою паству и ради ее защиты сделал бы все… но она убывает, друзья мои. Оракул – волк среди овец наших, он манит их прочь от истин, которые мы им несем.

Брэнсон говорил осторожно, выбирая выражения. Не следует задевать ничьи чувства. Как бы ни подчеркивал он единство общей цели, фактически это собрание было похоже на встречу глав конкурирующих корпораций. Он отчетливо понимал, что если бы не Оракул, эти люди даже вежливое слово не стали бы на него тратить. Сейчас возникла угроза их экономической базе и фундаменту их власти, и все дело в этом. Объединение ресурсов может дать решение этой проблемы, но не сколько-нибудь долгое согласие.

Однако не хотелось бы такое говорить прямо.

– Прежде всего замечу: я с самого начала считал, что Оракул – враг всех наших вер. Я не знаю, где он берет свои сведения, но либо он пользуется какими-то научными способами, либо же он шарлатан, организующий события, которые заранее предсказывает. Ни один истинный пророк так поступать не будет.

– Что вы предлагаете? – прямо спросил суннит по-английски с густым акцентом. Переводчика он жестом заставил молчать. – Мы знаем, что Оракул – проблема, иначе бы нас тут не было. Какое вы предлагаете решение?

Брэнсон улыбнулся, скрывая раздражение оттого, что его перебили.

– Вы совершенно правы, – сказал он. – Перейдем к мясу с картошкой, как говорят у нас в Америке. Но, конечно, не к свинине – это я вам обещаю.

Через пару мест от него улыбнулся в чашку кофе его преосвященство Майкл Беквит – прелат Епископальной церкви и представитель англиканства на этом совещании – около ста шестидесяти пяти миллионов верующих. У Брэнсона на сердце потеплело – хоть у кого-то в этом зале есть чувство юмора.

– Я предлагаю два способа действий, джентльмены. Во-первых, я считаю, что мы должны более открыто выступить против Оракула. Перед нашими конгрегациями, перед прессой. Мы должны ясно дать понять, что нет ничего общего между нашими религиями и этим… фокусником. Некоторые из вас это уже сделали в какой-то степени, но я осмелился бы предложить выработать единый подход, если будет на то ваша воля.

– И какая в этом будет польза? – спросил один из индуистов, которого звали Бхатт.

– Это заставит людей задуматься, кто такой Оракул и откуда он взялся. Это взрастит зерно сомнения в их умах. Если главы мировых религий говорят одно и то же: что Оракул – зло и верить ему нельзя, – это даже если не помешает его плану, каков бы он ни был, но наверняка будет…

– Но мы же не знаем, зло Оракул или нет, – негромко сказал кармапа Чамдо.

Все повернулись к говорившему – восемнадцатому ламе-черношапочнику, главе третьей по величине буддийской школы, имевшему полномочия действовать от имени самого далай-ламы[7]. Он был одет в сиренево-шафрановую мантию, гораздо больше подходившую к ползучей пустынной жаре, чем костюм и галстук Брэнсона.

– Ни с чем, подобным Оракулу, мы ранее не встречались, – продолжал Чамдо, – но разве наши религии почти все до одной не включают понятия пророка? Как мы можем осуждать человека, явившегося среди нас и демонстрирующего сверхъестественные способности, которые описаны в наших священных текстах?

– Он свои предсказания выложил на веб-сайтах в США, на английском, – возразил суннит. – Он не наш Пророк.

– И говорят, он просит денег, он продает свои предсказания, – добавил Бхатт таким тоном, будто это закрывает вопрос. – Мы все об этом знаем от наших контактов в бизнесе и власти. Зачем божественному существу нужны были бы деньги?

– Затем же, зачем и всем нашим церквам, наверное, – не отступал Чамдо. – Видимо, Оракул существует в материальном мире, как и мы. Если мы просим у наших верующих пожертвований с целью нас поддержать, почему ему это должно быть запрещено? Кстати, замечу, что Оракул никогда не говорил о своем божественном происхождении. Он явился в наш мир, – продолжал буддист, – а это значит, что он предусмотрен в нынешнем порядке вещей как часть огромного колеса, на котором все мы вращаемся. Не лучше ли было бы нам принять его присутствие, нежели воевать с ним?

Хосайя с удовольствием отметил, что вся неприязнь зала резко обратилась против ламы. Тонкие сигналы со стороны прочих святых мужей несли коллективный вопрос: «Да ты-то на чьей стороне?»

Кармапа Чамдо, кажется, заметил это и замолчал – только кивнул Хосайе, и на его лицо вернулось его собственное, видимо, выражение – предельное спокойствие.