Год Оракула

Все это время проблема состояла в том, что у нее не было фотографии Джона Бьянко, и невозможно было ее незаметно сделать во время их коротких встреч. А сейчас у нее оказалось то, что ей нужно, и относительно просто было попросить Сеть выдать фотографии людей, похожих на заданное изображение. Тут даже этот дурацкий «Гугл» на что-то способен.

Такие моменты всегда бывали чудесны – когда вот-вот раскроется тайна, когда распахнется дверь сокровищницы. Когда она наконец узнает то, что ей знать было не положено.

Появилась фотография с сайта знакомств, сопровождаемая описанием, балансирующим на тонкой грани между остроумным самоуничижением и острым отчаянием.

Фотография принадлежала человеку по имени Уилл Дандо.

У этого Уилла Дандо было лицо Джона Бьянко. То есть скорее наоборот.

Кэти победно улыбнулась, ощущая прилив торжества. Фотографию она увеличила во весь экран, потом положила планшет, разглядывая его и думая, не Оракула ли она видит.

Но прилив торжества уже начал спадать, и Кэти нахмурилась.

Было понятно одно: личность Оракула – тщательно охраняемый им секрет. Знание этого секрета и даже просто факт, что она знает больше, чем он хочет, вполне может расстроить сделку, которую он ей предложил. В конце концов дело тут на самом деле не в деньгах. А в том предсказании, которое он ей обещал, которое спасет ее жизнь. И жизнь Бекки.

Это необязательно должно стать проблемой. Все, что ей нужно сделать, – это держать язык за зубами.

Но эти два слова – «Уилл Дандо» – ощущались как тикающая бомба.

Глава 18

– Как нужно вам грехов прощенье, – с пафосом произнес коротышка на почти затемненной сцене, – так мне даруйте отпущенье!

Он закрыл глаза, уронил голову на грудь. Погасли огни. Публика осталась сидеть неподвижно.

Уилл посмотрел на сидящую рядом Айрис. Она была одета в облегающее красное платье – короткое и безукоризненное. Уилл был в смокинге – это тоже она помогла ему приобрести сегодня. Совершенно непохожий на тот, что Уилл держал дома – редко отдаваемый в чистку двухсотдолларовый, который надевался для выступлений на свадьбах. Этот был – вещь. Тут же подогнанная по фигуре, пока Уилл ждал в мастерской портного, смакуя рюмку писко.

Айрис посмотрела на него в ответ, слегка приподняв брови в недоумении.

Кажется, Уилл в жизни не видел актера хуже Хосе Питталуги.

Публика заерзала. Уилл не думал, что одинок в своем мнении. Никто ни разу не хлопнул в ладоши, бедняга Хосе стоял на сцене в темноте, ожидая аплодисментов, обещанных ему Оракулом.

Перед спектаклем Уилл успел просмотреть краткое содержание «Бури» и знал, что финал у драмы странный: Просперо в буквальном смысле должен был быть освобожден аплодисментами зрителей, и, видимо, не мог уйти, если никто не хлопал.

Тишина тянулась, и с каждой ее секундой нарастало напряжение. Люди оглядывались по сторонам, будто подстрекая друг друга встать.

Взгляд Уилла вернулся к Питталуге. Тот стоял на сцене, закрыв глаза, одинокий, безмолвный.

Невозможно, подумал он. Предсказания исполняются все. Все без исключения.

Он подумал, не изменило ли что-нибудь его присутствие. Повлияло как-то на предсказание. Возле «Лаки корнер» так не было – скорее уж обратное, но как-то, может быть…

Он не сводил глаз с актера. В мозгу мелькали возможности, голова кружилась от их обилия. Если предсказание на самом деле можно изменить, значит…

Из передних рядов донесся звук – резкий, громкий, будто шутиха лопнула. Питталуга упал – рухнул, где стоял, будто вмиг исчезло все, дающее телу жизнь.

Заахали в ближайших к сцене рядах, где-то повскакивали с мест и бросились по проходу к выходам. Из кулис к Питталуге выбежали рабочие сцены.

Уилл смотрел, сердце колотилось, он хотел себя убедить, что это часть спектакля. Ведь возможно же. Возможно все еще, что это продолжается спектакль. Публика в основном еще сидела в креслах, хотя первые несколько рядов опустели быстро – зрители оттуда понеслись к дверям.

Театр все еще был охвачен ожиданием, в воздухе повисла какая-то тяжесть: что-то случилось, никто не понимал что, и никто не хотел действовать, пока не понял. Секунд пять, быть может, прошло с падения Питталуги. И растущее напряжение было как от искрящего в бурю провода на перекрестке, только и ждущего, чтобы кто-нибудь подошел поближе, на расстояние удара.

И снова звук – на этот раз слева от Уилла.

Он повернулся, увидел старика в черном галстуке. Тот стоял. И аплодировал.

Тут один из собравшихся на сцене возле Питталуги повернулся и крикнул что-то этому человеку – по-испански, Уилл не успел понять. Быстро, коротко, с гневом и болью.

Одиночная овация стихла. Старик медленно опустил руки. Рядом с Уиллом ахнула Айрис, прижав руку ко рту, и этот звук, как эхо, подхватили в публике, постепенно перекрывая сумбурным говором.

– Что там? – спросил Уилл у Айрис. – Я не понял, что он сказал.

Она повернулась к нему с бледным лицом:

– В него стреляли, – сказала она. – Он… он убит.

Напряжение прорвалось – публика бросилась бежать по проходам. Уилл встал, глядя на сцену, стараясь рассмотреть.