Год после чумы (СИ)

Да, красивая — что смотришь так подозрительно глазами своими изумрудными? Разве низлы бывают некрасивыми? Шерсть одна чего стоит с её разводами: золотистыми, рыжими, коричневыми! А кисточка на кончике хвоста? Просто львица, а не низл! Назвать тебя Львицей? Лео? Леонида? Леонарда? Нравится тебе такое имя? Ай! Судя по всему, не очень. Эписке! Хорошо хоть, что могу снова пользоваться магией не только на уроках, а то из-за царапин я уже и палочки в руках держать не смог бы.

А вот палочку грызть не стоит, вот честно. Нет, вторую тоже не надо. Если тебе древесина сосны пришлась по вкусу, я тебе в лесу подберу прутьев и принесу, чтобы грызла сколько захочешь. Знаешь, что про владельцев сосновых палочек говорят? Что жить они будут долго. И ещё то, что они часто бывают одиноки. Печальное сочетание, не правда ли? Впрочем, у меня теперь есть ты, неугомонное создание, и одиночество уже не так пугает. Куда же нам с тобой направиться? Мир велик.

Может, в Африку, за рогами и хвостами громамонта? Зельеварам в Британии вечно их недостаёт. Только не будет ли тебе там жарко, пушистой такой? Может, наоборот, на север — в Норвегию, а то и вовсе в те края, откуда Зореслава родом. Она говорит, там леса бескрайние, которые зимой на месяца четыре, а то и пять, укутываются в снега. А ещё там жар-птицы водятся, которые немного на фениксов похожи. Может, тебя жар-кошкой назвать? Жаркошка… Что, опять не то? И не устраивайся тут, это моя постель. Заснула. Что ж, пойду тогда прогуляться — на дворе снова дождь, уже который день подряд. И авгур Орсины всё воет и воет. А когда замок обволакивает пелена дождя, мне кажется порой, что я слышу биение сердец каждого, кто сейчас в нём есть.

Сейчас в нём совсем мало обитателей: все студенты разъехались на каникулы, сэр Тристан отправился в замок своего сына и не вернётся до сентября, Фабиана гостит у родичей, Филлида переехала в Хогсмид к мужу, а Тормод нынче перебрался в Эдинбург. Вовремя с меня сняли гейсы — свадьба у него с Мэри выдалась особенно весёлой — так что я напился так, что ничего утром не помнил. Мне рассказывали, что, соревнуясь с кем-то в метании хаггиса, я попал оным по часам на Ратуше, но я полагаю, что меня просто разыгрывают. Зореслава и Айдан пуще других стараются дать мне понять, что я снова «один из них», и я им за это благодарен. Но не вернуть всё, как было, хоть бочку эля выпей после заката и добрось хаггис до луны.

Дождь льёт как из ведра, но я выхожу из замка, чтобы не прислушиваться и не слышать то одно сердцебиение, которое не даёт мне покоя, пока я в одних с ним стенах. Что-то с ним не так, и я не могу понять что. Раз ты решил покинуть Хогвартс в скором времени, мягко говорит Сестра, то незачем уже и пытаться прислушиваться. И Мананнан мак Лир, чьи волны сейчас набегают на мой внутренний берег с тихим плеском, согласно кивает. Друг Меаллан вздыхает, а Конла спрашивает у Мейв, что думает она.

Мейв. Теперь она уже не та молодая ведьма в расцвете сил, каковой она была все эти годы. После ритуала эта субличность изменилась: стала выглядеть так, какой могла бы стать сама Мейв в свои сорок пять, если бы не умерла. В рыжих кудрях засеребрилась седина, вокруг глаз появились морщинки, уголки губ опустились. Я вспоминаю вечер в хижине Айдана — и вспоминать буду, наверное, до смерти. Даже если впаду в старческий маразм и забуду собственное имя, я буду помнить этих трёх женщин, неистово мерцающих и направляющих на меня палочки. И одна из них, ожившее аметистовое пламя, от которого я не могу оторвать глаз, целится прямо в Мейв, словно видит её своими глазами. Я отмечаю, ни с того, ни с сего, что она выбрала свою яблоневую палочку для ритуала, и зачем-то цепляюсь за эту мысль. Внутренняя Сестра тоже, конечно, метит в Мейв, исходящую яростью и сыплющую проклятьями. Сестра готовится сказать «Сагитта» — в последний раз. Мейв-чудовище, Мейв-гарпия, Мейв, сломавшая мне жизнь. И тут к ней мысленно тянется Гертруда — но не с намерением убить. «Я понимаю, я знаю…» И Сестра опускает палочку, а Мейв, опешив, перестаёт кричать и замирает. И тогда я говорю ей: «Прости. Мне не стоило тогда вести себя так. Я обидел тебя и жалею об этом». И после этого Эмансипаре взорвало всё вокруг, и волны Мананнана окатили мой мир от края до края. И вот теперь Конла спрашивает у Мейв, что она думает, и она отвечает, прикоснувшись обнажённой стопой к россыпи мокрой гальки:

— Она ведь не гонит тебя.

— Но она и не даёт понять, что хочет, чтобы я остался. Или хотя бы, что она не против.

— Она ведь дала тебе свободу выбора после ритуала. Значит, выбор остаться у тебя тоже есть.

— Есть, но правильный выбор — уехать.

— Тогда уезжай и не думай, что не так в её сердцебиении.