Год потопа

Где-то с час мы помогали Тоби продавать грибы, а потом нам велели пойти в ларек к Нуэле и помочь ей с уксусом. К этому времени мы уже одурели от скуки, и каждый раз, когда Нуэла наклонялась под прилавок за уксусом, мы с Амандой виляли задом и хихикали вполголоса. Бернис все сильнее краснела, потому что мы ее не посвятили в свой секрет. Я знала, что это нехорошо, но почему-то не могла остановиться.

Потом Аманда пошла в портативный фиолет-биолет, а Нуэла сказала, что ей нужно поговорить с Бэртом, который за соседним прилавком торговал мылом, завернутым в листья. Стоило Нуэле отвернуться, как Бернис ухватила меня за руку и вывернула ее в двух местах сразу.

– А ну говори! – зашипела она.

– Пусти! – сказала я. – Чего я тебе должна сказать?

– Сама знаешь чего! Над чем вы с Амандой смеетесь?

– Ни над чем!

Она заломила мне руку еще сильнее.

– Ладно, – сказала я, – но тебе это не понравится.

И я рассказала ей про Нуэлу с Бэртом и про то, чем они занимаются в уксусной. Наверное, мне и так очень хотелось ей рассказать, потому что у меня это как будто само вырвалось.

– Это отвратительная ложь! – сказала она.

– Что отвратительная ложь? – спросила Аманда, которая как раз вернулась из биолета.

– Мой отец не трахает Мокрую ведьму! – прошипела Бернис.

– Я ничего не могла поделать, – объяснила я. – Она выкрутила мне руку.

Глаза у Бернис покраснели и были на мокром месте, и она бы ударила меня, если бы Аманды здесь не было.

– Рен немного увлеклась, – сказала Аманда. – По правде говоря, мы точно не знаем. Мы только подозреваем, что твой отец трахает Мокрую ведьму. Может быть, это не так. Но в любом случае его можно понять, ведь твоя мать так давно находится «под паром». Должно быть, твой отец сильно неудовлетворен, потому и хватает все время девочек за подмышки.

Она говорила наставительным, добродетельным голосом, подражая Евам. Это было жестоко.

– Неправда, – сказала Бернис. – Неправда!

Она чуть не плакала.

– Но если это все же правда, – спокойно продолжала Аманда, – то ты должна об этом знать. Во всяком случае, если бы речь шла о моем отце, я бы не хотела, чтобы он трахал чей-либо репродуктивный орган, за исключением органа моей матери. Это очень грязная привычка, ужасно антисанитарная. Тогда у него были бы микробы на руках, которыми он потом тебя трогает. Хотя я уверена, что он ничего такого…

– Я тебя ненавижу! – сказала Бернис. – Чтоб ты сгорела и подохла!

– Это совсем не в духе братской любви, Бернис, – укоризненно произнесла Аманда.

Тут к нам, суетясь, подбежала Нуэла.

– Ну что, девочки? Покупатели были? Бернис, почему у тебя глаза красные?

– У меня аллергия на что-то, – ответила Бернис.

– Да, это так, – серьезно подтвердила Аманда. – Ей нехорошо. Может, ей лучше пойти домой. А может быть, это из-за воздуха. Тогда ей нужен респиратор. Правда, Бернис?

– Аманда, ты такая заботливая, – сказала Нуэла. – Да, Бернис, дорогая, я тоже думаю, что тебе лучше прямо сейчас пойти домой. А завтра мы подыщем тебе респиратор, чтобы у тебя не было аллергии. Я тебя провожу немножко.

Она обняла Бернис за плечи и увела ее.

У меня в голове не укладывалось, что мы натворили. В животе все оборвалось – так бывает, когда уронишь что-нибудь тяжелое и знаешь, что оно сейчас упадет тебе на ногу. Мы слишком далеко зашли, но я не знала, как сказать об этом Аманде, чтобы она не сочла меня проповедницей. В любом случае сказанного уже не вернуть.

28

Тут к нашему прилавку подошел мальчик, которого я никогда раньше не видела, – подросток, старше нас. Он был худой, высокий, темноволосый и одет не так, как все богатенькие. В обычную одежду черного цвета.

– Что желаете? – спросила Аманда. Иногда в разговорах с покупателями мы подражали эксплуатируемым трудящимся из «Секрет-бургера».

– Мне нужна Пилар, – сказал он. Не улыбнулся, ничего. – Вот с этим что-то не так.

Он вытащил из рюкзака баночку меда производства вертоградарей. Странно: что может быть не так с медом? Пилар говорила, что мед никогда не портится, если не добавлять в него воды.

– Пилар болеет, – ответила я. – Поговорите с Тоби – вон она, за прилавком, где грибы.

Он стал озираться, словно нервничал. Он, кажется, пришел один – ни друзей, ни родителей.

– Нет, – сказал он. – Мне нужна именно Пилар.

Подошел Зеб – от ларька с овощами, где торговал корнями лопуха и марью.

– Что-то не так? – спросил он.

– Он хочет говорить с Пилар, – ответила Аманда. – Что-то насчет меда.

Зеб с мальчиком посмотрели друг на друга, и мне показалось, что мальчик чуть заметно кивнул.

– А я не подойду? – спросил Зеб.

– Я думаю, что нужна она, – ответил мальчик.

– Аманда и Рен тебя отведут, – сказал Зеб.

– А кто же будет уксус продавать? – спросила я. – Нуэле пришлось уйти.

– Я буду поглядывать, – ответил Зеб. – Знакомьтесь, это Гленн. Позаботьтесь о нем как следует.

А Гленну он сказал:

– Не давай им волю, а то они тебя заживо съедят.

Мы шли по улицам плебсвилля в сторону «Райского утеса».

– Откуда ты знаешь Зеба? – спросила Аманда.

– Я с ним давно знаком, – ответил мальчик.

Он был неразговорчив. Он даже не хотел идти рядом с нами: к следующему кварталу приотстал немного.