Капитан стоял у открытого окна своей комнаты и, сложив руки за спиной, гневно подергивал головой и правым плечом. Когда вошли Олин и Нитрибит, он возмущенно взмахнул руками.
— Что все это значит? — закричал он — Это бунт! Ваши люди обнаглели неслыханно! Назовите зачинщиков, я их примерно накажу!
На улице послышался шум и гомон — рота как раз проходила под окнами.
— Поглядите-ка на них, — воскликнул капитан. — И это моя рота, которой восхищался весь Кассель! Что случилось, отвечайте!
— Рота жалуется…
— Она не смеет жаловаться! — вскричал Нитрибит, и Олин смущенно поправился.
— То есть рота хочет…
— Не смеет хотеть! — закричал капитан. — В лучшем случае — просить!
— Рота просит, — бормотал весь красный Олин, — выдать сигареты, которые полагались ей неделю назад. И еще просит отменить воскресные проверки.
— Так, — сказал капитан ледяным тоном. — Рота, видимо, полагает, что может командовать или указывать нам, как поступать? — Голос у него сорвался. — А мы совсем не выдадим им сигарет, если сочтем нужным! Понятно?
— Я передал вам мнение роты, герр капитан, — угодливо заговорил Олин. — Надеюсь, нет нужды объяснять, что я лично с ними не согласен.
— Вы должны повлиять на них, уговорить, перевоспитать, — кипятился капитан. — Это ваша обязанность!
— Я один, — возразил Олин.
— Ну нет, вы не один, — сладко сказал Кизер. — Вы с нами. Но мне кажется, что иной раз вы не верите самому себе. Любая неприятная весть в газетах заставляет вас колебаться, обескураживает и отталкивает от Германии, Вы все время на распутье, и рота видит это не хуже нас. А вам всей душой следует быть на нашей стороне.
— Да, — согласился Олин. — Верно, иной раз я колеблюсь…
— В чем? — спросил Нитрибит, слегка приподняв рыжую бровь.
— В том, правильно ли я поступаю. Ведь я… чех.
— Это мы знаем, — проворчал, капитан. — Никто не собирается превращать вас в немца, да это и невозможно. Но вам надо ясно определить свою позицию. Надо ясно показать, кому вы верите и кому нет. На нашей стороне сила, за нами будет и победа, как бы ни сложилась обстановка на фронте. Только глупец может сейчас колебаться!
Олин стоял навытяжку. Рота как раз подходила к школе, и капитан выглянул в окно. У самой школы, в толпе любопытных, стоял высокий немец с большим золотым значком свастики.
— Эй, капитан! — крикнул он. — Не думаете ли вы, что пора прекратить этот балаган?
Капитан поспешно отошел от окна.
— Чертовы шпаки! Занимались бы они лучше своими делами! — Он повернулся к Нитрибиту. — А вы сотворили изрядную глупость, заставив роту маршировать по улице со всем этим хламом в руках. С каким-то грязным тряпьем! Хороша реклама, нечего сказать! — Он отвернулся от побагровевшего фельдфебеля и сказал Олину: — Передайте им, что они получат сигареты, если будут исправно маршировать и петь…
Олин помчался во двор.
— Ребята! — закричал он роте. — Капитан выдаст нам сигареты, если мы будем петь…
— Пусть курит их сам, — крикнул Кованда. — Табак вредит здоровью. А нам очень даже нравится тут, на свежем воздухе.
У самой школы рота остановилась.
— Направо и налево разойдись! — подсказывал Кованда. — И пойте «Шла милашка за грибами»…
Гитлеровец на тротуаре сердито сплюнул.
— Эй, капитан! — крикнул он Кизеру. — И вам не стыдно смотреть на все это?
Кованда, которому Пепик перевел эти слова, ухмыльнулся и сказал:
— Ежели нам не стыдно, с чего бы стыдиться нашему горбачу?
Из школы выбежал Нитрибит и приказал Гилю увести роту во двор.
— На две недели без увольнительных вся рота! — кричал он. — Сигареты получите сегодня.
— Вот мы и добились своего, — радовался Кованда, укладываясь вечером на койку. — Уж я-то знал, что мы уговорим капитана. Он неплохой человек, только в черепушке у него малость не хватает.
— У Адольфика тоже, а смотри, как высоко забрался!
— Ну, ему еще прижмут хвост.
— Помните, мы как-то спорили, откуда придет освобождение, с востока или с запада, — сказал Гонзик. — Что вы теперь об этом думаете?
— Эх, ребята, — отозвался Карел, — мы ведь совсем не знаем, что делается на Восточном фронте. Русские, говорят, уже подошли к нашей границе.
— А на западном что? Затишье! Одни налеты да небольшая потасовка в Италии.
Пепик счел нужным вмешаться.
— По-вашему, воздушная война это пустяки? — возразил он. — Вроде увеселительных прогулок? Лучшие люди английской и американской авиации гибнут во время налетов, это не шутки.
— Недавно мне рассказывала дочка трактирщика Найзера… Они напротив нас живут… — начал Ирка. — У них есть родичи, где-то неподалеку, в деревне. Она к ним, эта дочка, иногда ездит… привозит оттуда тайком продукты. Немцам ведь тоже уже приходится подтягивать брюхо… Так вот, она туда ездит поездом… это километров в шестидесяти… как бишь ее… ага, вспомнил! Ваберн называется этот полустанок, а деревня там, совсем рядом…
— Ты еще расскажи, каков с виду этот мужик и сколько у него в стойле коней, — нетерпеливо перебил его Кованда. — А я пока всхрапну. Как дойдешь до сути, тогда меня разбуди.