Год среди каннибалов. Северо-Западная Амазония

Однажды я стал свидетелем необычного непристойного поведения со стороны одного индейца. По наивности я счел это частью танца и подумал, что мне наконец-то встретилась местная версия имитации зачатия и родов, встречающаяся в восточных танцах. Только после того, как этого человека остановили по приказу вождя, я понял, что его действия выходили за рамки приличий[522]. Впрочем, это был единичный случай. Индейский танец неистовый и эмоциональный, но не более, в нем совершенно нет эротики[523]. Танец никогда не заканчивается так, как мы привыкли, он просто постепенно сходит на нет.

Другой излюбленный танец индейцев Иссы и Жапуры, по сути, не особенно отличается от «музыкальных стульев»[524] из нашего детства. Танцоры выстраиваются в линию или в две параллельные линии, и все вместе следуют за солистом, выполняя традиционные движения. При упоминании солистом определенного слова или темы, которые были оговорены заранее, вся колонна должна быстро развернуться на 180° и, не сбившись с ритма, продолжить танец. Тот, кто не справился, выходит из линии. Танец приносит всем много радости и продолжается до тех пор, пока не останется один самый искусный исполнитель.

Впрочем, для танцев есть и более печальные поводы, чем отгадывание загадок или сбор урожая. Я имею в виду триумфальное возвращение домой племенных воинов с военными трофеями и группой обреченных пленников. О том, как обращаются и расправляются с последними, я уже рассказывал. Однако оскорбительный людоедский ритуал – это еще не конец. После кровавой оргии и чревоугодия воины пускаются в пляс. Поскольку в пиршестве могут принимать участие исключительно мужчины, танцуют тоже только они. По воспоминаниям Робюшона, воины торжественно двигаются под мрачный рокот барабанов, пошатываясь от опьянения победой и ритмом танца. Они часто расходятся, чтобы перемешать содержимое больших корыт отсеченными предплечьями своих мертвых врагов и до краев наполнить глубокие калебасы напитками, а затем вновь нетвердой походкой возвращаются к дикому и дурманящему танцу. Их пение постепенно становится все громче и громче, пока не превратится в демонические крики. Этот кошмарный победный танец длится целых восемь дней, и все это время взятые в плен маленькие мальчики и девочки, которым посчастливилось не угодить в горшок в силу возраста, дрожат от страха во тьме малоки и вынуждены молча терпеть нападки женщин.

Едва ли можно описать словами весь ужас этой сцены.

На темном и внушительном фоне джунглей любой племенной танец создает волшебный калейдоскопический эффект, когда с наступлением темноты в свете больших костров и сиянии факелов начинается представление. Главный солист племени трясет браслетами из ореховой скорлупы и погремушкой из тыквы-горлянки и фальцетом напевает старинную мелодию танца. Воины вторят ему каноном[525]. Затем длинная колонна голых мужчин, сцепивших руки на шее друг друга, резко и синхронно делают в унисон два шага вперед, на мгновение останавливаются, а потом отступают на два шага назад. Вскоре земля начинает вибрировать от этих колебательных движений, словно могучие волны накатывают на берег. Цикличность ритма опьяняет. Процессия медленно огибает большую малоку, раскачиваясь в унисон. Женщины, чьи тела разрисованы полосами, синхронно двигаются в противоположном направлении. Костер трещит и полыхает. Факелы отбрасывают причудливые тени. Свирели, многоствольные флейты и барабаны гудят, свистят и грохочут, создавая варварский аккомпанемент.

Это безумный праздник дикарей. Голые мужчины крайне возбуждены, их глаза сверкают, ноздри раздуваются, но они не пьяны. Обнаженные женщины с головой погружаются в омут танца, они громко подпевают племенной песне, но при этом не выглядят пошло. Повсюду царит полная фан тасмагория. Перед необузданным натиском эмоций не может устоять даже иноземец. Забытые клетки его мозга реагируют на внешние раздражители. Он больше не чужак, проникнувшись мыслями и чувствами танцующих дикарей, он вливается в их ряды, раскачивается в такт ритму, торжественно топает и поет бессмысленные слова так же пылко, как лучшие из них. Его выбросило за борт цивилизации и прибило к берегам варварства. В этом и заключается странное очарование Амазонии.

Глава XVI