– Нигде не появляйся, всем сказано, что тебя положили сохранять плод. Когда отпустят из клиники, поедешь на ту квартиру, где жила до свадьбы. За тобой приедут Али и Асият. Будешь под присмотром Махмуда.
Терпеть не могу безумно медлительного и туповатого Али и урода Махмуда, но сейчас заставила себя промолчать. Я уже поняла, что именно они задумали – сказать, что я в клинике, чтобы дотянуть до положенных девяти месяцев после свадьбы. А там…
Варианта три, как у Ходжи Насреддина: или я умру, или осел, или султан.
В мою палату заглянула Анна:
– Эй, кто тут у нас родился?
Вот кого я была рада видеть! У Анны на следующий день назначена операция, мой сын опередил ее девочку.
Анна убедила меня, что все самое плохое позади, главное – у меня здоровенький сын, остальное наладится. Она как-то ловко разложила все по полочкам, и получилось, что жизнь можно наладить.
Сауд не дал мне развод сразу, значит, он меня любит и не хочет разводиться, просто мешает родня.
Как папа…
Простить я ему все прощу – и неверие, и оскорбления, и даже удар и обыск, женщины ради детей и не такое прощали.
Только нужно поселиться отдельно, чтобы с семьей не встречаться. Я им не нужна, они мне.
Услышав о предложении Махасин переехать на квартиру, Анна даже обрадовалась, мол, вот он и выход – будешь жить там, а Сауд будет приходить. Лучше иметь приходящего мужа, чем жить в одном доме с двумя его женами и бешеными тетками.
И что не развелась, тоже хорошо – сыну нужен отец! А за такого бутуза меня будут любить все. Я им всем еще докажу, кто самый лучший, еще все прощения просить будут!
Анна умела внушать оптимизм, но не забыла напомнить, что они с Барри всегда готовы помочь.
Я рассмеялась:
– Куда вам, у вас скоро наша невеста появится, ни до кого будет.
– Давай, правда, обручим детей, чтобы загодя знали, кто их половинка, и ни на кого другого не смотрели?
Когда она уходила из палаты (позвали готовиться к операции), мне показалось, что жизнь еще может наладиться.
Всех встречают у клиники с цветами и криками восторга. Меня ждали только Асият и Али. Асият была счастлива сразу всем – у меня родился сын, мы будем жить отдельно от этих ведьм, мы не разводимся с Саудом прямо завтра…
Я не стала говорить, что это все равно произойдет, пусть хоть у Асият останутся иллюзии.
Моему малышу шел второй месяц. Мы жили в просторной квартире, Салим (я назвала сына в честь своей спасительницы) хорошо кушал, хорошо спал и быстро рос. К нам никто не заезжал и даже не звонил, я была табу для всех, кроме врача, которого пригласила сама по рекомендации Мариам.
Анна родила девочку, но все оказалось не так просто, и ей с ребенком пришлось провести целых три недели в клинике. Им с Барри было не до меня.
Салима не появлялась потому, что впала в сильнейшую депрессию и не выходила из своей комнаты совсем. Врачи опасались за ее психику. Я пыталась предложить ей переехать к нам, но несчастная женщина ужаснулась самой мысли:
– Я и без того совершила грех и теперь расплачиваюсь! Нельзя жить рядом с неверной.
Я ужаснулась, если ее крыша съедет окончательно, она запросто расскажет, как вынесла мой крестик из комнаты. Оставалось надеяться, что Салима не проговорится.
Я пока старалась не думать о будущем, жила одним днем и заботами сына – кормление, купание, сон, памперсы, снова кормление… Всем женщинам, имеющим детей, это знакомо – первый месяц пролетает незаметно, хотя тянется долго, понимаешь, что он прошел, только когда видишь первый «юбилей» ребенка.
Первой в доме появилась Махасин, все такая же красивая и спокойно-властная. Она принесла подарки Салиму. Долго стояла, глядя на спящего малыша. Разговаривать с ней не хотелось, но и попросить уйти тоже нельзя – квартира ее, я здесь в гостях.
Наконец Махасин решилась:
– Ты утверждаешь, что должна родить почти на два месяца позже, и что ребенок от моего сына?
Если честно, мне очень хотелось ответить «нет», но в колыбельке лежала копия Сауда, потому я просто промолчала.
– Где Сауд познакомился с тобой?
Я вспомнила смех Лианы, который слышала, еще не придя в себя после родов, и… рассказала Махасин о гареме в пустыне. Если арабская женщина не захочет, чтобы вы поняли, что именно она думает, вы никогда этого не узнаете, даже если ее лицо открыто. Взгляд Махасин остался непроницаем, и все же что-то подсказало, что о гареме она знает.
– Так вот ты откуда… Но там женщины определенного сорта.
– Они приезжают сами, меня привезли обманом.
– Все так говорят… – Все же она отвернулась, чтобы даже случайно не выдать свои мысли. Стояла очень красивая, давно ненужная мужу женщина, задумчиво смотрела в окно на раскинувшийся внизу Дубай и пыталась придумать, как быть со мной, тоже ненужной своему мужу. Она не желала признавать меня подругой по несчастью, с первого дня воздвигая между мной и собой прозрачную непробиваемую стену.
Но сейчас мне было наплевать на беды Махасин, своих с избытком. Однако она могла помочь, потому следовало сдерживаться. И все же я возразила: