Год в гареме Дубая. «Золотая клетка»

В зале на табло первый же рейс – в Москву! Увидела – чуть не заплакала, а услышав русскую речь (какие-то спортсмены возвращались с соревнований) и вовсе закусила губу. Так хотелось броситься к ним с криком: «Ребята, возьмите нас с собой! Мы в сумках ваших готовы лететь и в багажном отделении».

Стояла и с тоской смотрела на веселых, молодых, сильных, болтающих по-русски, пока Барри не спустил с небес на землю, напомнив, что нам пора выбирать рейс. А что выбирать, если кроме Москвы ближайшие в Эр-Рияд (только не туда!) и в Лондон.

Это мне категорически не подходило. Но и ждать завтрашнего рейса в Париж я тоже не могла. Барри уже переживал из-за оставшейся без документов Анны.

– Давай я утром отвезу тебя в посольство в Дохе. Не знаю, где оно, но, думаю, не проблема найти. Это, конечно, плохой выход, но все же лучше, чем никакого.

Почему мы не посмотрели заранее рейс из Хама да, непонятно. Узнали только о парижском и успокоились. Были настолько зациклены на прохождении границ и опасности оказаться узнанными на территории Эмиратов и Саудии, что об остальном забыли. Думали, попади мы в Катар, и остальное сложится само собой.

Все решил звонок Анны.

Она старалась говорить спокойно, но это плохо удавалось. Бедная женщина сообщила, что ей позвонила соседка и сказала, что к ним приезжали какие-то люди, долго звонили в дверь и ходили вокруг дома, разглядывая машину Анны.

Это означало одно: нас все-таки вычислили по видео из парковки комплекса! Анна умоляла мужа поскорей решить все вопросы и возвращаться с ее документами. Или хотя бы просто вернуться!

– Барри, я боюсь!

Он обещал…

Я понимала, что это конец. Барри должен возвращаться, чтобы не попали в беду его жена и дочь, и я не могу его остановить, не имею права ждать еще чего-то, они и без того сделали для меня слишком много.

– Аня, я не знаю, что делать… Мне нужно домой, чтобы не погубить жену.

А я вдруг увидела на табло рейс на Дамаск, посадка на который через два часа, и обратный, который прибывал… Судорожно пыталась посчитать вылет-прибытие и поняла, что между этими рейсами там, в Сирии, есть время.

– Барри, ты все равно не сможешь ехать ночью, нужно отдохнуть и поспать. Отвези меня в Дамаск, я оплачу все расходы. Ты поспишь в самолете и тут же вернешься обратно. А утром уедешь.

Он посмотрел на табло и понял логику моих рассуждений. Все верно, только это вынуждало его тащиться со мной в Сирию, в то время как его собственная Аня тряслась от страха в Дубае.

– Барри, если бы меня пустили в самолет без документов или по моим… Или можно было вернуть тебе Анины обратным рейсом.

Он протянул ко мне руку:

– Дай-ка Анин паспорт…

Я отдала, что еще я могла сделать?

Барри заглянул в раздел виз, о чем-то подумал и отошел в сторону, попросив меня посидеть. Я понимала, что, если сейчас он вдруг отправится к выходу, останавливать не буду, это было бы нечестно.

Но Барри не ушел, он кому-то звонил, что-то объяснял, что-то записывал. Неужели нашел какой-то выход?

– Что ты будешь делать в Дамаске?

– Там много наших. Там есть шанс выбраться в Россию.

– Я хотел отправить тебя в Бельгию.

Я вздохнула:

– Не до Бельгии, Барри. Отсюда выбраться бы.

– Хорошо, слушай меня внимательно.

Он сказал, что со мной не полетит, но отправит меня с документами Анны и их малышки. Сам вернется в Дубай ближайшим рейсом. В Дамаске меня встретит Леон, который уже выезжает туда из Бейрута специально ради этого. Я должна отдать ему документы, а дальше уж как знаю сама.

– На стоянке у аэропорта найдешь машину с вот такими номерами, в ней Леон. Если заблудишься, позвони вот по такому номеру… Леон привезет мне документы в Дубай утром. Аня, если Леон до семи утра не получит от тебя документы, я буду вынужден объявить, что они похищены. Ты меня поняла? Не оставайся в Дохе, это смертельно опасно для тебя.

– Почему я должна остаться, если до смерти хочу улететь?

– Не пропусти рейс, не проспи, не попадись, в конце концов! Твой рейс позже моего, ты будешь одна.

Я вспомнила о деньгах:

– Барри, возьми деньги за билеты. У меня наличные есть.

Он отказался, но посоветовал вернуть стоимость билета Леону, тот ведь не обязан по ночам ехать из Бейрута в Дамаск, а потом лететь в Дубай.

Прощаясь, Барри попросил:

– Аня, будь как можно осторожней.

Я от души поцеловала его в щеку:

– Барри, что бы ни случилось, я всегда буду благодарна вам с Анной и ни за что вас не выдам. Ты делай, как тебе лучше.

Он ушел на посадку, а я осталась – одна в совершенно чужой стране с чужими документами и маленьким сыном на руках, который в документах числился девочкой.

Малейший сбой грозил катастрофой, я вздрагивала от каждого громкого слова или чужого голоса. Объявления по аэропорту едва не вызвали истерику. Я, мусульманка, не только с открытым лицом и телом, но и с крестиком на шее! Вот это даже в достаточно свободном и разумном Катаре было настоящим преступлением, не говоря уж о том, что я увезла сына от отца и пересекла границу по чужим документам.

Но я знала одно: пока я жива, сына из рук не выпущу и ни слова не скажу об Анне и Барри.