Год жизни

— Я, Зоечка, полез сегодня в нижний ящик стола, смотрю, а там этот сверток лежит. Совсем из головы вон! Я когда-то давно привез из Атарена ниток, бросил их сюда, да и забыл. А сейчас наткнулся, подумал: может, они тебе пригодятся? Возьми, пожалуйста, чтоб место не занимали.

— Ох, Игнат Петрович,— всплеснула руками Зоя в полном восторге,— если бы вы знали, как я их ищу! Чем я только вас отблагодарю?

— Ну-ну, пустяки,— забормотал Игнат Петрович,— было б за что благодарить, за такую дрянь.

Уходя, Зоя бросила внимательный взгляд на Крутова. Впервые она посмотрела на него таким оценивающим взглядом. Недавнее открытие, горячая проповедь Цариковой пробудили в ней совсем непривычные мысли. «Какой он заботливый! И вовсе еще не старый. Ему даже идет эта седина на висках, придает мужественность, строгость. А в хорошем костюме, на заказ, в светлом пальто, модных туфлях он будет выглядеть совсем молодцом. Никому не уступит. Одежда очень красит человека...»

Недоумение Шатрова росло с каждой новой встречей. Только что ему попался возле гаража начальник участка Охапкин. Добродушный, разговорчивый Охапкин всегда любил поболтать с Шатровым, выкурить с ним папиросу-другую. Заранее улыбаясь, Шатров остановился, готовясь окликнуть Охапкина. Но, завидев Шатрова, тот неожиданно вильнул в сторону, скрылся за углом гаража.

Потом встретился Смоленский. Комсорг, наоборот, долго жал руку Алексея, посматривая на него с грустным, немного виноватым видом, с каким смотрят обычно на больного, лежащего в постели, здоровые люди, стесняющиеся своего здоровья, силы, громкого голоса. У Шатрова чуть не сорвалось с языка: «Ты что, Кеша, не хоронить ли меня собрался? Что глядишь так?»

Размышляя о странном поведении Охапкина и Смоленского, Шатров подошел к конторе и увидел кучку рабочих, столпившихся у газетной витрины. Один читал вслух, водя корявым пальцем по стеклу, остальные слушали, сбившись головами вместе. Шатрову показалось, что чтец упомянул его фамилию. Алексей подошел ближе, силясь рассмотреть газету через головы горняков. В это время один из них обернулся и со значительным выражением в голосе сказал:

— Отойди, ребята. Алексей Степаныч...

Рабочие тотчас расступились, и Шатров увидел заголовок жирным шрифтом: «Порочное руководство». Статья занимала три больших столбца. Еще не прочитав из нее ни строки, интуитивно Алексей понял — статья о нем.

Глаза Шатрова быстро бежали сверху вниз, схватывая существо абзацев. «Вместо полного использования мощной техники Шатров самовольно поставил все бульдозеры на прикол... На участке до сих пор нет ни метра полностью подготовленных к промывке полигонов... Антипартийное поведение... используя трудности снабжения, подогревая нездоровые настроения отдельных отсталых элементов, пытается настроить рабочих против... Барство Шатрова... запрещает звонить ему ночью

на квартиру... Груб с подчиненными. Например, начальника шахты Лаврухина... Необходимы решительные меры... оздоровления обстановки...»

— Да что же это, товарищи?! — каким-то стоном вырвалось у Шатрова. Буквы зарябили перед глазами.

Рабочие угрюмо молчали, только чей-то одинокий голос крепко выругался.

Оправившись, Алексей прочитал снова, на этот раз подряд, всю статью. Внизу стояла подпись: «П. Александров». «Александров, Александров, кто же это? А, псевдоним, конечно,— догадался Шатров.— Наглый лжец, трусливо спрятался за псевдонимом. Ну как можно писать такое? Где только совесть у человека? Какая злобная клевета!»

Шатров сделал несколько бесцельных шагов. Внутри у него все кипело, жгло. «К секретарю,— всплыла одна мысль, поглотила все остальные,— в партийную организацию».

В приемной Зоя окликнула мужа, но он, не замечая ее, почти вбежал в кабинет. Крутова не было. Норкин сидел за своим столом, с увлечением писал что-то каллиграфически четко, с нажимом. При внезапном появлении Шатрова Леонид Фомич испуганно откинулся на спинку стула. Ручка покатилась по бумаге, и большая клякса расплылась на ней, обезобразив аккуратные строчки. Кровь отхлынула от лица Норкина. Щеки, иссеченные мелкими красными жилками, побледнели.

Взволнованный Шатров ничего не заметил. В эту минуту он забыл все, что думал и говорил раньше о Норкине. Сейчас он видел в нем только секретаря партийной организации, партийного вожака, облеченного высоким доверием коммунистов, человека, который справедливо и нелицеприятно разберется во всем и не даст в обиду невинного.

— Леонид Фомич,— задыхаясь, сказал Алексей, наваливаясь грудью на стол,— Леонид Фомич, я пришел к вам за защитой... нет, за справедливостью! Вы читали газету? Там обо мне напечатана статья. Это ложь! Гнусная, подлая ложь!

Алексей едва владел собой. Норкин схватил графин, налил воды в стакан. Расплескивая воду, Шатров жадно выпил ее.

— Успокойтесь, Алексей Степаныч! Что с вами?

Кое-как, отрывочно, перескакивая с одного на другое, Шатров рассказал о газетной статье. Норкин уже успокоился, принял свой обычный солидный вид. Недослушав Шатрова до конца, перебил его:

— Конкретно, Алексей Степаныч, что вы хотите от меня конкретно?