…Вигге, охотник из Длинного дома, заметил чужой корабль издалека. С высоко поднятыми носом и кормой – такие строили княжьи люди, которых Вигге не встречал уже очень давно. На своё крыльцо мужчина ступал в смешанных чувствах, уже зная, что увидит незнакомцев за порогом. Княжий корабль прикорнул к высокой скале, борозды на которой напоминали массивные спирали ступеней, и на самой выступающей из них в камень врастал дом Вигге и его женщины – длинный, в котором крепкое тёмное дерево перетекало в обтёсанную породу и уходило вглубь скалы. Хороший дом, прочный. Но жилыми были лишь несколько «деревянных» комнат – дальше царил холод, в котором хранили запасы.
Над дверью скрещивались две прочные балки, скалилась вырезанная голова морского чудовища – Пхубу верила, что она отпугивала злых духов. Заходя, Вигге согнулся, чтобы не задеть головой подпорку. Дом дохнул на него теплом, запахами жареного мяса, собираемых в бесснежье трав и шерстяных ниток, красных, жёлтых и иногда синих, из которых Пхубу плела тонкие полосатые ковры и покрывала.
Женщина выбежала к нему из передней комнаты – звякнули верёвки с нанизанными на них крупными бусинами, занавешивающие проход. Пхубу сняла с Вигге шубу и рассказала, кто к ним прибыл. Забулькала речь айхов, не перемалывающая слова, а обкатывающая их, словно вода. Вигге выслушал и, отодвинув Пхубу, прошёл дальше.
Чуть раньше он разглядел на корабле фигуры оставшихся людей. И в комнате у очага сидело лишь трое: крепкий мужчина, не снявший с пояса топора, – Вигге насторожился – и молодой человек с бесцветными волосами-струнами, заплетёнными в косу. Но сначала Вигге заметил юношу, черноглазого, с чудовищными ожогами на лице.
– Мир тебе, хозяин, – юноша поднялся с места, и в его чертах отразились и недоумение, и облегчение. Увидел кого-то из своего народа.
Вигге посмотрел на него и одновременно стал и бледен, и сердит, и страшен, и напуган.
– Тебя… смутило наше вторжение? – Хортим погладил бровь. – Извини.
– Нет, – ответил Вигге хрипло, переводя взгляд на спутников юноши. Пхубу сказала, что четвёртый, больной, лежал отдельно – она напоила его травяными настоями и укутала в мягкие звериные шкуры.
Юноша понизил голос почти до шёпота:
– Нам нужна помощь.
– Знаю, – ответил Вигге, хмурясь. Он опустился на одно из низких тканевых кресел. Слова он подбирал неторопливо, раздумывая и будто пробуя на вкус: – Тогда оставайтесь моими гостями.
***
Едва посмотрев на Хортима, Вигге из Длинного дома выглядел так, словно увидел ненавистного покойника или мерзкую тварь, забравшуюся за его порог, но постепенно пришёл в себя. И пригласил всю дружину княжича в необжитый зал, где деревянные стены уступали каменным. За пиршественным столом, тянущимся далеко от дверей, давно никто не собирался – Хортим это понял. Но юноша так и не сумел понять, каким поступком было приглашение Вигге, безумным или мудрым. С одной стороны, только глупец решился бы звать к себе воинов-чужаков. С другой, если бы они действительно задумали разбой, то сделали бы это и без приглашения.
Вигге был мужчиной лет сорока, но его волосы до плеч уже полностью поседели, как у Фасольда. Глаза невнятного цвета, не то серые, не то голубые, словно выцвели. Сухопарый, с недлинной треугольной бородой и некрасивыми выдающимися ногтями – местами они трескались и ломались. Вигге рассказывал, что на север его привезли ещё ребёнком и так он здесь и прижился. На утёсах к западу водилось много теплокровной дичи, в море – рыбы, а на льдах – тюленей.
– Вам повезло, что воды ещё не заледенели до конца, – произнёс он. Ежи выспросил, что это море – море Эзку – замерзало с начала осени. До этого они, сами того не ведая, пересекли море Мазены и углубились на северо-запад, а ещё более дальние воды льды сковывали вечно. Вигге рассказывал медленно, осторожно, словно сам ступал по непрочному льду, пробуя его, тщательно подбирая нужное слово. Боялся? Чувствовал себя неуютно?
Вигге не был богат – его пусть и большой дом казался скромным. Передние комнаты наполняли уютные, но недорогие самодельные вещи, задние пустовали. Хортим не видел ни золота, ни серебра, ни украшений: дом был не блестящим, но основательным. Таким же, как и оказанный чужакам приём. Пхубу принесла вяленое мясо – она бы не смогла приготовить жареное на стольких гостей – и вино. Накрыла стол, проверила Инжуку, но чаще всего она просто ходила рядом, хотя скоро потеряла к приезжим всякий интерес. Охотнее Пхубу устраивалась подле Вигге, сидевшего во главе стола, и подливала ему вино, и слушала, не мигая, что он говорил, пусть и не понимала больше половины. А мужчина ни разу не посмотрел на неё прямо. Хортим был благодарен хозяину дома, но не смог заглушить голосок внутри: ему не нравилось, что Вигге относился к Пхубу, как к собаке.
– Я рад, что твоя жена умеет врачевать, – в тот вечер сказал княжич, а Вигге скривился.