Годори

Любовь — своеобразная разновидность войны и противоборства, но в отличие от любых войн и единоборств в ней побеждает побежденный, то есть тот, в ком сильнее способность прощать, понимать, уступать. Потому любовь всегда для всех непостижима. Но в то же время сильна и притягательна именно тем, что и не пытается стать понятной…

Желтый блик света, словно бабочка с больным крылом или же однокрылая бабочка, дрожа, запинаясь, дергаясь, перепархивает со слова на слово, со строки на строку…

Короче, Элизбар изучал письмо до тех пор, пока не обнаружил в нем грамматическую ошибку, что скорее позабавило его, чем огорчило. «Вот еще одно свидетельство нашей невнимательности!» — воскликнул он в душе, не столько восхищаясь ясностью своего ума, сколько для того, чтобы ослабить впечатление от письма. Ему стало стыдно перед Элисо, и он попытался избавиться от необъяснимой верноподданнической робости. В принципе, он не заменил бы ни слова, но собственная искренность встревожила его: он выглядел в глазах жены настолько слабым и беззащитным, что Элисо вполне могла принять такое письмо-исповедь или завещание за лицемерие. Если когда-нибудь прочитает его, в чем теперь Элизбар серьезно сомневался.

Он положил письмо на стол, свободной рукой выбрал из авторучек, дремлющих на столе, самую любимую и бережно, словно закапывая ребенку глазные капли, вписал в слово недостающую букву. «Вот так! Будем педантичны до конца!» — закончил с искренним волнением. Такова его природа. Не может мириться с ошибкой и любую старается исправить, что, конечно, не назовешь проступком, но, определенно, можно назвать глупостью. Потому и не получается ничего, его педантизм не оправдывает себя во времена всеобщей безответственности и бедлама. Вот если б в свое время он воздержался от заучивания макаронических стишков, может, и обошлось бы. Теперь поздно. Мы сегодня собрались на войну, но война полыхает давно. С тех пор как Папа Римский Пий Второй задумал изгнать турок из Византии и в поисках союзника отправил некоего Лодовико из Болоньи в Грузию, как в христианскую и, что особенно было важно для него, сильную страну, которую к тому времени царь Александр Первый, прозванный Великим, отдал на растерзание одичавшим за годы монгольского господства родственникам, а сам укрылся в часовенке при храме…

Раз, два, три-с,
Кругом повернись,
На плечо бери винтовку,
На войну катись…

Каждая божья тварь наделена своим языком. Бог не обделил никого: собака лает, конь ржет, корова мычит, осел вопит, курица кудахчет, змея шипит, волк воет, орел клекочет, ворон каркает, голубь воркует, журавль курлычет, перепелка плачет, лягушка квакает, летучая мышь пищит, полевка свистит, комар звенит, а человек разговаривает — немец по-немецки, китаец по-китайски, и так далее, и так далее… Ты же по-русски считаешь до трех, а дальше по-грузински лопочешь какую-то чушь. А если по совести — не владеешь толком ни грузинским, ни русским, так — с пятого на десятое, и, что особенно досадно, сам не сознаешь этого или, по природной гордыне, тщишься скрыть незнание. Но зато педантично вписываешь в слово пропущенную букву, с пиитетом верноподданного, с кротостью инока — точно возвращаешь в гнездо выпавшего птенца… Но исправить ошибку невозможно: разве что не повторить, впрочем, и на это нет гарантий. Трудно. Соблазнов много, а игра стоит свеч.