Годунов. Кровавый путь к трону

– Не маленькая, одному человеку не под силу, – согласился тот, – но у меня есть обученные люди, те обучат других, и работа будет выполнена. Все результаты измерений попадают в мои руки, и я со своими помощниками быстро сделаю новые карты, устранив старые неточности и искажения…

– Работай, сынок, благословляю тебя на труды, летом разошлешь в нужные тебе земли своих людей…

– Спасибо, государь, что оценил значение для государства моего скромного труда.

– Я тебе чуть погодя своих опытных людей из приказов выделю. Вот только управимся с самозванцем своими силами и с помощью иноземцев… Я сегодня отдам последние распоряжения в Думе по высылке в северские земли нового московского войска под началом новоиспеченного боярина Басманова… А потом приму послов, разъясню им, чего хочет от их королей сильный государь Московский, заодно и отобедаю с ними, чтобы закрепить сказанное отменной пищей с вином заморским… А теперь давай выслушаем дьяка Петра, узнаем, какие новые слухи о царе Московском и самозванце появились…

Вошел дьяк с испуганным лицом и излишне долго переминался с ноги на ногу, прежде чем начать пересказ последних московских слухов. Годунов понял: что-то не так, но сделал вид, что ничего странного не замечает в поведении заметно нервничающего дьяка. Сказал весело, даже нарочито задиристо:

– Опять тянешь кота за хвост, Петр, или к хвосту прицепились слухи плохие? Говори, как есть, – решительно потребовал он. – Не бойся огорчить, но бойся сказать неправду, лукавя.

– А слухи такие, – с неподдельным страхом выдавливал из себя застревающие в горле слова дьяк, – что, испугавшись до смерти сильного и опасного самозванца, ты можешь покончить жизнь самоубийством… – и тут же прикусил себе язык, чтобы не ляпнуть сдуру чего лишнего…

– Все? – равнодушным голосом спросил царь. – Или еще что есть сказать о самоубийстве царя? Не тушуйся, говори все, как есть на самом деле, в деталях и подробностях. Для этого тебя и держат в сыскном приказе Семена Годунова, чтоб говорил одну правду и суть слуха. Или пожаловаться боярину Семену, что его дьяк Петр тушуется и что-то скрывает от своего государя?

Дьяк дернул головой, перестал переминаться, вытянулся, как струна, и уже без липкого животного страха осмелился резать правду-матку о темных слухах:

– Никак нет, государь, ничего не скрываю и скрывать не намерен.

– То-то же, смотри у меня, мне же важно знать, откуда ноги растут и уши высовываются – из Чудова монастыря или из боярской вольницы произрастают?

– …Так вот, суть слухов такова: в страхе и отчаянии нездоровый, смертельно больной государь может лишить себя жизни ядом…

– Не дождутся, мрази! – рявкнул, резко встав со скамьи, Годунов и почувствовал, как кровь мгновенно прилила к его голове, лицо тут же покраснело и стало багровым, как предательски онемели и подкосились ноги. «Опять подагра мучает, – со злобой на себя и свои болезни подумал царь, – надо до Думы и приема послов вызвать Габриэля с его иноземцами-лекарями подлечиться, до обеда с послами аппетит потеряешь вовсе от ужаса и таких худых слухов». И повторил четко и громко, обретая спокойствие и уверенность: – Не дождутся ни болезни, ни самоубийства, тем более, от здорового, слышишь, здорового государя… Так, Петр, и передай…

– Кому, государь? – еле выдавил из себя заплетающимся языком дьяк. – Кому и что передать?

– Ах, да, – махнул недовольный собой, что чушь сморозил, Годунов. – Еще что есть?

– Ничего нет больше, государь.

– Все. Иди.

Когда дьяк закрыл за собой дверь, Годунов не выдержал и разразился безадресным гневом на сочинителей слухов:

– Надо же, что придумали мрази: яд, самоубийство царя… Иов молчит со своим расследованием, кто из его братии и зачем распространяет эти подметные поклепы на царя. Как будто кто-то, зная о моем сегодняшнем визите в Думу, где будет принято решение о посылке войска под началом Басманова прямо на крепость Кромы, перед приемом послов хочет вывести меня из равновесия…Только не удастся никому сбить с панталыку царя, выбить государя из седла, чтобы он затрепетал и сдался перед силой обстоятельств…

– Я знаю, отец, ты сильный, а не слабовольный государь…

– Спасибо, сынок, за поддержку… Иди, занимайся своими делами, теми же картами… А я сейчас вызову Габриэля с его свитой, действительно подлечиться надобно, нервы расшалились, ноги отымаются… Ладно, иди, родной, а мне с врачами и с астрологами надо посоветоваться, как и с чем свой полдень и вечер встречать…

Уходя, Федор непроизвольно обернулся, чтобы увидеть своего отца, крупного, рослого, породистого – во всей мужской красоте своих 53 лет, – черноволосого, бородатого, статного, с лицом значительным мыслителя, без всякой черной мысли о своей ранней ненужной смерти и, тем более, о самоубийстве, желающего только в потоке бодрствующего неуемного сознания поскорее унять свою жестокую подагру, чтобы быть в форме и здравии перед думскими боярами и послами иноземными, чтобы все сделать для процветания царства… Царевич улыбнулся и взмахнул прощально рукой…