Годы решений

«Общество» означает наличие культуры, формы, вплоть до мельчайших оттенков в поведении и мышлении, формы, которая образовалась в результате длительной дисциплины целых поколений. Это строгие нравы и взгляды на жизнь, которые пронизывают все бытие тысячами обязанностей и связей, никогда не высказываемых и редко осознаваемых. Тем самым все причастные к нему люди делаются единым живым целым, часто далеко выходящим за границы отдельных наций, как дворянство эпохи крестовых походов и XVIII века. Это определяет ранг; это означает «жить в мире». Еще у германских племен единство почти мистически обозначалось понятием чести. Честь являлась силой, которая пронизывала всю жизнь родов. Честь отдельного лица была только чувством безусловной ответственности отдельного человека за честь сословия, профессии, за национальную честь. Отдельный человек проживал свое бытие вместе с общностью, и бытие других было одновременно его бытием. Если он что-то совершал, то за это отвечали все, и в то время человек умирал не только духовно, если покрывал себя бесчестьем, если его чести или чувствам его ближних наносилось смертельное оскорбление его собственной или чужой виной. Все, что называется «долг», предпосылка всякого настоящего права, базовая субстанция каждого благородного обычая, происходит из чести. Свою честь имеет крестьянство, равно как и каждое ремесло, купец и офицер, чиновник и древние княжеские роды. У кого ее нет, кто «не придает значение» тому, чтобы отстаивать ее перед самим собой и себе подобными — тот является «подлым». Именно это противоположно благородству в понимании любого настоящего общества, не бедность, не недостаток денег, как мнит жадность сегодняшних людей, когда утрачены всякий инстинкт приличия и всякая интуиция, а общественные манеры всех «классов» и «партий» стали одинаково вульгарными.

В старое высшее общество Западной Европы, достигшее к концу XVIII века своего расцвета и уже имевшее первые признаки упадка и разложения, еще в сороковые годы проникает успешная англо-пуританская буржуазия. Она имела тщеславие вести тот же образ жизни, что и высшее дворянство, а по возможности слиться с ним. В этом принятии все новых потоков человеческой жизни проявляется сила старых естественных форм. Из владельцев плантаций в испанской Южной и в английской Северной Америке давно сформировалась подлинная аристократия по типу испанских грандов и английских лордов. Последняя была уничтожена во время гражданской войны 1861—1865 годов и была заменена выскочками из Нью-Йорка и Чикаго с их процентами с миллиардов. Даже после 1870 года новая немецкая буржуазия врастала в строгие формы жизни прусского офицерского и чиновничьего сословия. Такова предпосылка общественного бытия: тот, кто благодаря своим способностям и внутренней силе поднялся в высшие слои общества, должен воспитываться и облагораживаться строгостью формы и безусловностью морали, чтобы затем самому представлять и продолжать эту форму в сыновьях и внуках. Живое общество непрерывно обновляет себя потоками драгоценной крови, которые оно получает как снизу, так и извне. Доказательством внутренней силы жизненной формы является то, сколько она может принять, улучшить и ассимилировать, не теряя при этом прочности. Но как только эта жизненная форма утрачивает самостоятельность, как только она позволяет хотя бы прислушиваться к критике в отношении своей необходимости, тогда с ней покончено. Теряется взгляд на необходимость разделения, устанавливающего любому типу людей и человеческой деятельности свое место в жизни целого, то есть теряется смысл необходимости внутреннего неравенства частей, с которым идентично всякое органическое строение. Теряется чистая совесть собственного ранга, также разучиваются воспринимать подчиненность как нечто само собой разумеющееся. Однако в не меньшей степени нижние слои общества разучиваются подчиняться и признавать такое подчинение необходимым и справедливым. Здесь, как и всегда, революция начинается сверху, чтобы затем уступить место переворотам снизу. «Всеобщие» права издавна предоставляются тем, кто даже и не думал их требовать.