Годы странствий Васильева Анатолия

Евгений Авраменко: Что можно было предполагать, отправляясь на показ фильма Анатолия Васильева «Осел», премьера которого состоялась на «Артдокфесте»? Само собой разумеется, что «первый полнометражный неигровой фильм» великого театрального режиссера станет событием не только фестиваля, но и 2017 года в целом. Но что еще?

Что картину можно назвать документальной разве что условно. В ней ярко выраженное театральное начало. «Осел» возник из замысла фильма по мотивам пьесы Пиранделло «Обнаженные одеваются». Планировалось, что один из эпизодов развернется во время праздника Палио (ослиные гонки), уходящего своими корнями в итальянскую древность. Тот фильм не воплотился в жизнь, но дал импульс этому. Пиранделло (это, кстати, еще и кличка одного из ослов, снимавшихся в картине) для Васильева одна из ключевых фигур: в 1987 году театр «Школа драматического искусства» открылся спектаклем «Шесть персонажей в поисках автора», который стал этапным для русского театра XX века. Учитывая Пиранделло как первооснову «Осла» (целиком снятого в Италии), можно было предвидеть размывание грани между действительностью и вымыслом, создание иллюзии на глазах зрителя — и ее развенчание…

«„Артдокфест“: „Осел“ Анатолия Васильева». Журнал «Сеанс». 13 декабря 2017 года

Любопытный осёл

На фестивале «Артдокфест» в Москве, Петербурге и Екатеринбурге показали «ASINO» — фильм Анатолия Васильева, представленный там как то, что называется «work-in-progress» (официальная премьера состоялась позже, в январе 2017 года на Роттердамском кинофестивале).

Медленное, медленное знакомство. Глаз, морда, влажный нос стоящего в стойле Осла (его, кажется, зовут Пиранделло — там на стойле прибита табличка). Я гляжу — и он поглядывает на меня, поворачивая голову, дыша круглыми ноздрями… подходит снова и снова, чтобы примериться, снова смотрит, фыркает, печалится как-то мимолетно, не устает от своего любопытства. Ну осел же — его можно долго рассматривать! Человек — даже на экране — при такой-то тесноте взгляда вызывал бы скорее ощущение неловкости, непозволительного вторжения, становился бы закрытым и декоративным. А осел весь тут — сказала бы «как на ладони» — но вот он весь, огромной головой почти не помещается в экран…

Все идет от самого начала — ведь это он дыханием своим согревал в хлеву Младенца… все идет от тепла и узнаваемости этой темноватой шкуры… Когда-то Казимира Иллакович (Kazimiera Iłłakowiczówna), польская поэтесса, секретарь Пилсудского, вернувшаяся на родину в Польшу после войны в 1947 году, после трансильванского Клужа и европейских скитаний, смогла все же рассказать о том, что только после бури, ненависти и зла, в тишине, мы можем надеяться различить где-то совсем рядом живое дыхание Бога: «А осел — непонятно: слышит или не слышит, / Только длинным ухом поводит и шкурой колышет, / Да на младенца в яслях дышит, заботливо дышит». Потому что это ведь то же дыхание, вложенное в ноздри живой твари, — оно и возвращается легким фырканьем теплой скотинки — осла или вола… По-разному можно спорить о духе, но вот так он яснее всего ощутим: дыхание живого, атман (ātman) всего сущего, который глядит сквозь зрачки всякого тварного существа.