Годы в Белом доме. Том 2

Брежнев был теперь необычно сдержанным, возможно, от усталости, хотя он вступал в игру весьма в веселом настроении по разному поводу. Сразу же после начала ужина Косыгин начал предлагать тосты, пытаясь заставить гостей выпить как можно больше советского коньяка. Во время подачи каждого блюда он выпил, по меньшей мере, две рюмки коньяка за каждого американского гостя. Он шутливо недооценил питейные возможности двух самых молодых членов с американской стороны, когда заметил, что Лорд и Негропонте пили не до дна после каждого тоста. Все с радостью избегали говорить о чем-то серьезном. То тут, то там раздавались остроты, анекдоты, хотя радостное настроение временами казалось до какой-то степени вымученным. Было такое впечатление, что все вместе договорились восстановить хорошие личные отношения, которые были созданы до вьетнамской дискуссии и которые отныне будут длиться в течение всего оставшегося времени саммита. Русские говорили романтично и гордо об озере Байкал – его огромных размерах, его красоте и более всего о его чистоте. Брежнев пожаловался на то, что Никсон неточно описал его как загрязненное, когда пытался продемонстрировать глобальный характер проблемы окружающей среды в одном из его выступлений. Великие озера, по словам Брежнева, очень загрязнены, но не озеро Байкал. Высказывание Никсона, как он сказал, вероятно, было подготовлено д-ром Киссинджером – меня следовало обвинить и выслать. Никсон предложил Сибирь. Брежнев предложил озеро Байкал, чтобы я мог сам узнать все его прелести. Ссылка людей в Сибирь вызвала шумное веселье с советской стороны стола.

Серьезность проявилась, однако, когда Брежнев выдвинул предложение, чтобы, несмотря на поздний час, Громыко и еще один высокопоставленный советский представитель ожидали меня в Москве для того, чтобы продолжить переговоры по ОСВ. У меня не было особого желания после гонки в кортеже, на катере на подводных крыльях, отвратительной дискуссии по Вьетнаму и обильной пищи встретиться со свежей советской командой во главе с неутомимым Громыко. Хотя уже было за полночь, Никсон, не испытывая мук совести, дал согласие на мое участие. Это означало, что передо мной маячила перспектива серьезных переговоров примерно в 1 час ночи. Косыгин сказал, что, если я потерплю поражение, озеро Байкал будет слишком хорошим местом для моей ссылки. Я предположил, что он подстрекает меня, чтобы посмотреть, сможет ли поддатый дипломат нормально соображать. Я решил тянуть время ночного заседания, если вдруг неожиданно советская сторона не примет наши условия.

Мы ушли от веселого юмора во враждебное окружение и вновь к веселью в течение пяти часов. Советские руководители шумно проводили нас вниз. К явно заметному облегчению секретной службы, мы отправились в американском кортеже с эскортом советских мотоциклистов. Я ехал вместе с президентом обратно в Кремль. Он мог предвкушать сон в своей постели, я – встречу с не уставшей советской переговорной командой.

Завершение переговоров по ОСВ

Брежнев и Никсон завершили свои дискуссии по договору об ОСВ 23 мая, предложив, чтобы Громыко и я встретились для продолжения работы на следующее утро. В прошедшем мероприятии Громыко не появлялся. И это неудивительно. Было очевидно, что советским участникам переговоров необходимо было перегруппировать силы после разных уступок, предложенных их непостоянным генеральным секретарем. Джерард Смит полагал, что мы, должно быть, неправильно поняли Брежнева. Его советские коллеги тоже опасались, что мы поняли его слишком хорошо. И пока Советы совещались между собой, переговоры по договору об ОСВ были приостановлены почти на 30 часов. Именно в это время меня бросили в бой, после заседания на даче, ранним утром 25 мая.

Этот промежуток времени дал нам возможность получить совет от Смита. На это понадобилось много времени, потому что связь с Хельсинки была на удивление нескладной. Центр связи Белого дома, как и всегда во время всех президентских поездок, перемещался вместе с президентом; на сей раз он размещался в Кремле. Центр связи Государственного департамента находился вместе с Роджерсом в гостинице «Россия». Задержка с информированием всех была вызвана физическими структурами; передача одних и тех же документов в руки всех руководителей была практически невозможна. Обычные информационные телеграммы из Хельсинки проходили через каналы Государственного департамента в Вашингтон, копия при этом направлялась в посольство в Москве. Они затем направлялись в гостиницу «Россия», в которой секретариат Госдепа объединял их с многочисленными другими «интересными» телеграммами и направлял в аппарат СНБ в Кремле. Там их раскладывали в папки для ознакомления, которые сотрудники СНБ изучали между заседаниями и другой работой. Если материал признавался достаточно важным, для президента готовились краткие справки-«выжимки».