Годы в Белом доме. Том 2

Для более секретных посланий Смит мог использовать закрытый канал связи со мной через ситуационную комнату Белого дома в Вашингтоне. Это добавляло дополнительные часы запаздывания с доставкой, потому что ситуационная комната должна была пересылать послание Смита с особыми ограничениями в отношении секретных материалов в комнату связи Белого дома в Кремле. Существовала открытая телефонная линия с Хельсинки, по которой нельзя было вести серьезные дискуссии. Был также закрытый телефон, размещавшийся в посольстве, которое находилось в нескольких километрах от Кремля.

Если говорить ретроспективно, то лучше всего было бы вызвать обе делегации в Москву и дать им возможность продолжить их работу там, синхронизировав ее со встречей на высшем уровне. С учетом настроя Никсона в отношении того, кому следует приписать заслуги, я сомневаюсь, что он согласился бы, если бы я предложил это. Мы никогда не узнаем, потому что я не выдвигал эту идею, не без влияния тщеславия и желания контролировать окончание переговоров. Для делегации было до сумасшествия странно чувствовать себя отстраненной от завершения их терпеливых и умелых усилий на протяжении столь многих лет. И мы заплатили цену, поскольку переговорщики, исключенные из процесса, который они считали своей прерогативой, вероятнее всего, заняли более жесткую позицию после случившегося, чем если бы они провели все переговоры самостоятельно. (Пока мы не прибыли в Москву, делегация почти однозначно занимала «более мягкую» позицию, чем Белый дом, что вполне нормально для переговоров, которые ведутся за пределами страны.)

Это проявилось в реакции Смита на проблемы размеров шахтных пусковых установок и БРПЛ. Смит считал, что было бы отлично соединить брежневскую идею включения количества ракет в нашу арифметику определения понятия «значительного» изменения размеров установок:

«Если в Москве (телеграфировал он мне) вы сможете договориться о том, что не будет значительного увеличения а) в размерах шахтных пусковых установок МБР или б) в количествах МБР сверх самых больших легких МБР, которые сейчас размещены и той, и другой сторонами, и вы получите дальнейшее уточнение слова «значительный», согласно которому не будет превышения больше чем 10–15 процентов, это было бы отличным прогрессом».

Смит не совсем ясно выразился по поводу БРПЛ. Он настаивал на обязательной замене старых ракет с начала заключения соглашения. Он не предлагал никакого четкого метода расчетов в отношении начального уровня. Я подозревал, что он выжидает и не торопится принимать решение. Если мы не добьемся адекватной сделки по подводным лодкам, как утверждал Смит, нам следует ограничить замораживание МБР. Последнее предложение этой телеграммы показывало разочарования от нахождения далеко от места принятия решения и многолетнее – возможно, ошибочное – убеждение в том, что президентские помощники имеют преимущество в том, что скрывают от президента взгляды важных подчиненных: «Я надеюсь, что вы изложите эти соображения президенту». Все эти соображения действительно были отправлены на рассмотрение президента, как только они поступили, как это было со всеми другими сообщениями от Смита, поступавшими по закрытым каналам.

Я рассмотрел все это с Никсоном во время поездки обратно в Кремль с дачи. Я не считал, что вопрос о размерах шахтных пусковых установок готов, чтобы президент принял по нему решение. Нам, прежде всего, следовало бы увидеть, будет ли советская сторона отделываться от предложения Брежнева. Если они избавятся от него, то мы должны застолбить согласованное определение «значительного» как означающего от 10 до 15 процентов. Одностороннее заявление, как предлагала делегация, не будет, на мой взгляд, иметь юридической силы. Только если советская сторона докажет приверженность поддержанию позиций, достигнутых в Хельсинки, только тогда президент должен будет подключиться сам.