Годы в Белом доме. Том 2

Важно помнить именно такую последовательность событий, потому что критики позже утверждали, что самостоятельно установленные предельные сроки были сделаны из-за поспешных переговоров. Факт состоит в том, что мы не устанавливали никаких конечных сроков; мы использовали установленный собственно Брежневым предельный срок, чтобы оказать давление на Советы. Мы даже предложили отложить подписание на два дня. Когда встреча завершилась в четверг ночью, исход переговоров зависел от советского решения; я не оставил ни малейшего сомнения в том, что мы достигли предела в наших уступках. Они совпадали в практическом плане с позицией делегации в Хельсинки или (как и в случае с размерами шахтных установок) поправкой[105]. Ни один из этих вопросов, которые вызвали разногласия позже по поводу советского принятия условий, – несправедливо для всех случаев, кроме одного, – не обсуждался на переговорах в Москве.

Мы достигли той точки, когда американской команде на саммите оставалось только ждать итогов советской встречи высокого уровня в пятницу. Я был вполне уверен в том, что Советы примут наше «окончательное» предложение. Они не могут себе позволить, чтобы переговоры, длившиеся почти три года, пошли прахом из-за таких вопросов, как размеры шахтных пусковых установок (по которому их собственные колебания показали, что это было последней каплей) и замена ракет на дизельных подлодках Джи-класса (которые, как показывал любой анализ, не было смысла так или иначе модернизировать).

В силу этого я послал Хэйгу телеграмму с просьбой получить официальную позицию ОКНШ по этому компромиссу. В ней содержалось наше обоснование, сделанное твердым языком. Подведя итог нашему предложению, я констатировал следующее:

«Президент не хочет видеть какие-то 60 БРПЛ с радиусом действия в 550 километров, стоящими на пути соглашения, которое со всей очевидностью устанавливает потолки для Советов применительно к МБР и БРПЛ, которые они смогут вполне преодолеть через пять лет, если те не будут заморожены, – не говоря уже о выводе из эксплуатации 240 пусковых установок, что обеспечит это соглашение.

Должно быть также понятно, что базовая цифра, которая сейчас сформировалась, заставляет Советы сократить до 710 ракет, размещаемых на подводных лодках У-класса. Таким образом, Советы должны будут вывести из эксплуатации примерно 240 пусковых установок, включая все подлодки Н-класса, чтобы они могли достичь разрешенного общего количества».

Ответ объединенного командования начальников штабов был в духе классической политики Пентагона. Оно соглашалось с нашим предложением (которое, в свою очередь, было легкой модификацией того, что начальники одобрили еще до нашего отъезда). Но к согласию был приложен свой ценник. Президенту следует пообещать «действия, необходимые для обеспечения ускорения осуществляемых сейчас наступательных программ, равно как и совершенствование существующих систем». Это мы в любом случае намеревались осуществлять. Это было одной из причин, почему мы продвигали замораживание в первую очередь. Но довод начальников штабов был не без своих логических слабых мест: их настойчивость в отношении ускорения наших стратегических программ базировалась не на советском наращивании, расширявшемся на протяжении десятилетия, а на 60 устаревших советских ракетах минимального радиуса действия, размещавшихся на дизельных подлодках. Если бы Советы знали о таком обосновании, они бы сбросили 60 ракет на подлодках Джи-класса в ответ на обещание не ускорять наши стратегические программы. (Мы бы стали выступать против, но это имело бы большую поддержку со стороны конгресса в Америке.)