Гоголь и географическое воображение романтизма

Таким образом, немецкая география начала XIX в. отразила наиболее актуальные вопросы духовной жизни эпохи: она разделяла идеи геоантропологии Гердера и натурфилософии Шеллинга, была открыта художественным методам освоения мира и стремилась к раскрытию связей человека с природой, о которых, благодаря географическим открытиям и путешествиям, могла сказать несравненно больше, чем старая наука. Разница между двумя парадигмами наглядно раскрывается в сравнении цитаты из учебника «Всеобщей географии» Арсеньева, которая открывает эту главу, и теми выдержками из трудов Гумбольдта и Риттера, которые здесь в таком обилии приводятся – с надеждой, что это обилие будет оправдано целью наглядно иллюстрировать тот новый дискурс географии, за популяризацию которого взялся Гоголь. Как удалось молодому писателю за короткое время и без специальной подготовки, только с опорой на пару географических текстов и разрозненные заметки в печати прийти к концептуальному осмыслению географии в статье «Несколько мыслей о преподавании детям географии», предстоит выяснить в следующей главе.

2. Статья Гоголя и российский контекст новой географии

Статья Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии» затронула все основные проблемы новой науки: проблемы ее структуры, объекта, методов, источников и преподавания. Писатель назвал имена обоих выдающихся представителей новой географии[186], определил ее как науку о разнообразии природного мира и соотнес с путешествиями и открытиями новых земель; в духе И. Г. Гердера и К. Риттера осмыслял Землю как Творение Бога, а объект и предмет географии видел в сопоставлении контрастных регионов (в словаре Гоголя регион соответствует «краю») и в описании «картин» – пейзажей, которые создаются словом преподавателя географии. До статьи Гоголя подобного уровня обобщения научных, философских и эстетических аспектов новой географии не было.

Все же Гоголь не проявил особой изобретательности и не был провидцем, как это казалось В. П. Семенову-Тян-Шанскому. Разрозненные тексты новой географии появлялись в печати, были на руках у заинтересованных людей, идеи носились в воздухе. Гоголь сделал последний шаг – он привел в систему разрозненные мысли и источники. Этот процесс синтезирования представлений о земле оказался настолько открытым и продуктивным для художественного воображения писателя, что вывел его к вопросам зрения и географической оптики, которые в географии стали рефлексироваться лишь в конце XX в., а также отразился на построении пространства в его прозе.

Представляемый в этой главе российский контекст новой географии ограничивается горизонтом Гоголя, который, однако, ограниченным не был. Статья «Несколько мыслей о преподавании детям географии» была написана в конце 1830 г. в связи с планами получения места учителя истории и географии в Патриотическом институте и напечатана в первом номере «Литературной газеты» за 1831 г. Работа над статьей шла в течение двух месяцев, на протяжении которых создавались и повести «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Очевидно, что этот срок был слишком коротким для того, чтобы овладеть тем количеством философского и географического материала, который указан комментаторами в качестве источников статьи «Мысли о географии» в «Арабесках». Следует предположить, что Гоголь должен был руководствоваться некими общими концептуальными представлениями о дисциплине и, с другой стороны, иметь источник для систематизации разных аспектов географического знания в предлагаемом им процессе преподавания.

Доступные Гоголю географические идеи в тогдашней интеллектуальной жизни распределялись по нескольким очагам, соотносимым с авторитетными институтами и фигурами культурного поля. К ним можно отнести В. А. Жуковского, «Московский телеграф» Н. А. Полевого и «Московский вестник» М. П. Погодина.

Жуковский – почитатель Гердера, воспитатель цесаревича

Факту появления статьи в «Литературной газете» Гоголь во многом обязан встрече с Жуковским и П. А. Плетневым в конце 1830 г.[187] Оба они принадлежали к избранному кругу Пушкина, мало того, Жуковский был наставником наследника престола, а Плетнев учил русской словесности членов царской семьи. О том, что Гоголю, желавшему покончить с чиновничьей службой, удалось убедить их в своем призвании педагога, свидетельствует письмо Плетнева Пушкину, которому он представлял Гоголя как автора отрывка исторического романа и статьи о географии, а также говорил о его призвании учителя: «Сперва он пошел было по гражданской службе, но страсть к педагогике привела его под мои знамена: он перешел также в учители»[188]. Таким образом, статья могла послужить заявкой Гоголя на место учителя истории и географии в Патриотическом институте, которое он получил в марте 1831 г. [189]