Белый Дворник уклонился от жара и заметил пыль на столешнице камина, как раз там, где стояла хозяйка дома. Она видела, как он размышляет, прикидывает – чем лучше стряхнуть пыль. Взял метлу. Но потрогал пальцем полировку столешницы, цыкнул языком. Отложил метлу. Вынул из недр телогрейки обувную щётку, забрался с ногами на столешницу (благо она – огромна) и так на четвереньках и пополз, расчищая впереди себя пыль обувной щёткой и насвистывая под нос "Чижик-пыжик, где ты был?".
Гоголиада уже чуть не прыснула, представляя себе испуг Белого Дворника, когда он, наконец, заметит хозяйку дома верхом на камине!
Не тут-то было.
Белый Дворник заметил… её туфли. Он как-то, видимо, не догадался, что столь почтенная матрона может-таки, как и он, находиться именно на камине.
Несколько секунд Белый Дворник просто любовался её французскими туфлями. "Что ж, вкус есть", – пронеслось у неё в голове. Дальше он повёл себя странно – не переставая насвистывать, Белый Дворник стал этой же щёткой чистить её туфли, совсем не обращая внимания на то, что в эти самые туфли ещё что-то (кто-то) вдето.
Такого хамства Гоголиада не выдержала. Она подбоченилась и голосом, как можно строгим, сказала:
– Кто вы такой?
При этих словах Белый Дворник искренне вздрогнул, думая, что с ним заговорили сами туфли. Его вмиг ставшие круглыми глаза с почтением и восхищённым любопытством разглядывали чудо обувного мастерства. Гоголиада решила, что над ней издеваются.
– Я вас спрашиваю, э… пожилой человек!
Белый Дворник вежливо снял треух, и Гоголиада заметила, что седина его оказалась фальшивой, он просто блондин. Или альбинос. Покряхтел, поконфузился и, заговорщески подмигнув туфлям, поддержал разговор именно с ними:
– Вы это замечательно не придумали… Действительно, лучше всего отдыхать именно над камином! Люди-то, любят, когда им тепло. Я тоже люблю. И не одной какой-либо части меня, не туфле, уже дымящейся от жара, когда ступня всё ещё коченеет… не рукам, продрожащим от рукопожатий… и даже не спине, её всегда труднее прогреть через озябшее пальто… Надо! Надо быть в тепле полностью. Вы очень умны для своих лет.
Гоголиада просто не нашла слов, чтобы ответить ему на эту тираду от имени своих туфель. Поэтому предпочла обидеться лично. Как женщина.
– Неэтично напоминать даме о годах, – сказала Гоголиада, выпятив губку, – Даже если вы застали её над камином.
Белый Дворник, наконец, поднял глаза и застыл в уже полном восхищении, увидев-таки хозяйку дома. Вся картина с удивительными разговаривающими туфлями для него прояснилась. Тут он догадался и о "неэтичности" своего замечания. Действительно, лета туфель очень некрасиво сравнивать с летами их хозяйки, особенно упоминая при этом ум кого-то из них… однако, Белый Дворник быстро нашёлся:
– То же самое мне сказала одна юная-юная леди, на парапете "Серой Лошади"!..
Гоголиада выдержала паузу, это уже напоминало ей соревнование:
– Не делайте грубопримысленных пауз, – парировала она, – Вы ждёте, что я спрошу – что такое серая лошадь. Так вот что! Я знаю, что такое "Серая Лошадь". Так называется почти высотный дом, в непонять каком стиле выстроенный, салат из готических сводов, барокковых барельефов, да ещё монстры на крыше. Дурной стиль.
А пытаться свести счёты с жизнью, сверзивши себя с этакого убожества… ваша "юная-юная леди" просто нововоспитана. Или ортодоксальная психопатка!
Белый Дворник не стал спорить. Но заметно погрустнел. Он изменил позу, свесил ноги с камина, усевшись на столешнице, и развёл руками.
– В округе просто не сохранилось красивых домов, м*дам…
Чем-то понравился Гоголиаде этот наивный болтун с чужими туфлями. Она приревновала его внимание к мыслям о "какой-то психопатке". Что бы поболтать с ним ещё чуть-чуть, Гоголиада смягчилась:
– Впрочем, я уже согрелась, помогите мне сойти.
Белый Дворник на этот раз не заставил себя ждать, он вскочил с камина как ужаленный, впопыхах, да что там – на лету сделал реверанс, воткнулся белыми сапогами в ковёр и предложил даме руку.
– Снизойти, м*дам!
Теперь они поменялись местами. Странно повела себя сама хозяйка дома: она, перед тем, как взять предложенную руку, словно акцентированно прощупала её пальчиками "на плотскость", убеждаясь, что перед ней не очередное "видение". Впрочем, кому-кому, а Белому Дворнику, видимо такие па были абсолютно безразличны.
Он провёл её к диванам, как королеву – высоко впереди неся её руку, причём едва касался своей ладонью её пальцев. Она подыграла – высокомерно повернула голову в его сторону и, не смотря в глаза приближённому, произнесла повелительно:
– И объясните, наконец, кто вы такой?
Белый Дворник усадил её на диван, сам встал сзади и осторожно принялся массировать ей плечи. Гоголиада сначала даже хотела запротестовать, взвиться оскорбленной кошкой и разнести тут всё вдрызг и пополам, но… обмякла, успокоилась и растворилась в мурлычущей волне его голоса:
– В Ирландии любят пиво, м*дам, в Бельгии предпочитают вино, в Англии глоточками цедят грог и отодвигают пальчик, во Франции нюхают коньяк, в Америке виски…
Гоголиада, перебивая, но всё же мягко и томно: