Гойда

– То-то же… – едва ли не с сожаленьем вздохнул Иоанн, кивая пред собою. – А посему клади руку на отсеченье.

Фёдор сглотнул да пристально уставился во мрачные очи своего повелителя. Неведомо ни Басманову, ни самому царю, что именно узрел в том холодном, едва ли человеческом взгляде юноша, да всяко опричник пожал плечами с глубоким вздохом. После того закатал кафтан с рубахою до самого предплечья, с тем и исполнил волю владыки. Иоанн взглянул на белую руку, столь безропотно отданную под лезвие тяжёлого топора. Фёдор следил за каждым движением царя, вплоть до того мгновенья, как Иоанн замахнулся секирой.

– Государь! – раздался резкий окрик.

Иоанн цокнул себе под нос и обрушил оружье своё в пяди от руки опричника и обернулся. Лезвие вошло едва ли не целиком, оставив в столе глубокую щель. На пороге стоял Алексей Басманов, не верящий очам своим. Фёдор усмехнулся, опуская рукав обратно.

– Чего тебе, Алёш? – спросил Иоанн, возвращаясь на свой трон.

– Да вот… – Басманов поглядел на топор, торчащий из стола, да сглотнул, в недоумении покосившись на сына.

– Да вот? – вновь вопрошал царь.

– Так ведь на дело уж, на службу надобно, а Федьки всё нет, – произнёс Алексей.

Юный Басманов обратился взором к царю, будто бы спрашивал дозволенья покинуть палату.

– Чего ж уставился на меня, Федя? – спросил Иоанн, поправляя ворот шубы. – Али слух отняло?

Молодой опричник низко поклонился и поцеловал руку царю. Уж в коридоре Алексей остановил сына на полпути к большой каменной лестнице, устланной ковром.

– Нет уж, Федька, всё ж изъяснись – какого супостата творится? – спросил Алексей.

Фёдор развёл руками.

– И в самом деле, странные потехи у светлого государя нашего! – молвил он.

Глава 3

Покои царские тонули в кромешной тьме в тот час, когда беспокойные очи государевы раскрылись. Несколько мгновений Иоанн не помнил себя, обуянный неистовым страхом. Царь нынче заснул, сидя за столом. Пред ним лежало письмо, которое он складывал. Подле же левой руки изошлась восковыми слезами свеча, предавшаяся огню столько, что обратилась едва ли не лужицей в медном блюдце.

Пред очами Иоанна будто бы встали те видения, что охватили его во сне. Тотчас же государь потушил короткий фитиль пальцами и с облегченьем выдохнул, будто бы страшный рок миновал его. Всё то время, с того момента, как государь отошёл ко сну, у входа на сундуке сидел холоп да клевал носом. Завидев же, что государь ныне бодрствует, парень поднялся на ноги, сделавшись готовым нести службу.

– Доложи Филиппу волю мою, – произнёс Иоанн, потирая свою переносицу.

* * *

Нынче хмурое небо стояло над Москвою. Изредка солнце выглядывало сквозь грузные тучи, которые никак не торопились разразиться неминуемым громом. С непогоды али по иной причине, да стихла столица. Разбежался люд по домам да теремам, по тем, что уцелели. На улочки да на ворота, что стояли, будто бы бесхозные, взирал государь, восседая на жеребце Громе, прикупленном у немца-опричника. Подле владыки ехал отец Филипп. Оба всадника облачены были согласно уставу монастырскому. Облаченья их скрывали премного черт, но едва ли даже далёкий случайный взгляд не смог бы опознать в скромной чёрной фигуре великого князя и царя всея Руси. Поодаль от Иоанна и Филиппа ехали опричники да ссыпали серебро со своих кошелей к крыльцу домов али просто на дорогу.

– Верно, сыто поживают, – тихо бросил Алексей Басманов своему сыну, – раз уж не соизволили забрать даже милостыни царской!

С теми словами бросил опричник горсть монет на крыльцо терема, в окнах коего нет-нет да промелькнули тени домочадцев.

Меж тем Иоанн со святым отцом уж заметили, как вдалеке чернеет двор, пожжённый накануне опричниками. Взгляд царя омрачился, как и взгляд Филиппа. Опричники меж собою перекинулись безмолвными упрёками, поглядывая друг на друга, точно выискивая, чья была в том вина, ибо был строгий наказ государев – Москву в порядок привести. Едва ли не за версту заприметил Иоанн распахнутые ворота. Одна из дверей лежала в земле, притоптанная и расколотая. Разглядел государь и три столба во дворе, да тела пожжённые, привязанные к ним. Подле трупов уж собрались исхудавшие за зиму уличные псы. Голодные бродяги сбились стаей да принюхивались, утробно рыча друг на друга.

Царь остановил своего коня. Братия притихла. Иоанн медленно обратил на опричников свой грозный взор.

– То верно говоришь, Филипп… – произнёс государь, обращаясь к старцу. – Всё верно – не боле пользы от разбойников этих ленивых, нежели от скота бездумного.

– Гнев свой праведный во благо направь, – произнёс Филипп, указывая на тела. – Вели похоронить достойно людей своих.

Тотчас же Алексей, что стоял во главе отряда опричников, вышел наперёд да погнал свою лошадь в тот самый двор. С ним же пустились Фёдор с немцем. Малюта было ухватился за узду, да Иоанн остановил его, глядя на обугленные чёрные столбы.

– Неужто то упокоит их души? – спросил царь.

– Лишь Господу ведомо. Да тем ты спасаешь не души рабов своих, но свою, – ответил Филипп.

Царь слабо усмехнулся, опустил тяжёлый взгляд на землю да пожал плечами.