– Никогда не был близок сердцу моему этот городишка, – с тихим упоением произнёс царь.
Его руки занимались плавным движением, покуда братия покорно безмолвствовала.
– И всяко… – добавил Иоанн, опосля несколько затяжного затишья, – за что порушили всё?
Опричники обменялись беглыми взорами, и каждый будто бы искал ответа у друга ближнего.
– Малют, – царь упростил задачу всем, кроме Скуратова, испросил уж поимённо.
Григорий встал и отдал поклон.
– Какой сделался толк нынче? – вопрошал Иоанн.
Скуратов склонил голову в великом почтении к государю.
– Изловлено немало люда. Кто-то сбежал в Новгород, чтобы метнуться дале, на чужбину. Были средь здешних и те, кто на местах слал грамоты латинам подлым. И всяко, добрый государь, всех крыс изловили. Поди, многие из них почили без покаяния в своих грехах, Царствие им Небесное, да не оставит их Спаситель.
Иоанн ухмыльнулся, осеняя себя крестным знамением. Вся братия сделала то же самое.
– Нету нам дозволенья к риску, – продолжил Малюта, – боле нету. И нынче должно упреждать измену ещё до того, как она свершится.
Иоанн коротко кивнул и жестом дал понять Малюте, что уж выслушал его. Тяжёлый взор опустился на безмолвное застолье.
– Крысы, – презрительно цокнул Иоанн, мотая головой, и перста его мерно постукивали по столу.
Когда солнце уже стало столь высоко, сколь позволяют северные тяжёлые небеса, братия покинула палату. Афанасий ускорил шаг, желая настигнуть Басмана-отца, и уж было мгновение для того подходящее, как князь резко выдохнул себе под нос от досады и прошёл мимо.
Алексей и бровью не повёл, видя Вяземского, миновавшего его. Меж тем сам Афанасий вскользь обернулся через плечо. Как и думалось Вяземскому, он встретился с угрюмым взглядом Малюты. Не придав тому никакого значения, Вяземский пошёл прочь, ибо забот у князя было нынче боле, нежели когда прежде.
Вечер наступил слишком быстро, и вновь воцарилась кромешная темень. Данка мотнула головой, и Фёдор обернулся через плечо. Смольные брови хмуро свелись, он злобно цокнул, едва закатив глаза.
– Спешишь куда? – вопрошал Малюта, подошедший к молодому опричнику. – От и въедливая ж мыслишка напала на меня.
Фёдор кивнул, готовясь внимать, что на сей раз доброго молвит Скуратов.
– Чего на нынешнем собрании желал великий царь узреть? – вопрошал Григорий. – Свезти ему изменников живьём, для личностной расправы?
Фёдор безразлично пожал плечами.
– Раз так, – продолжил Григорий, особо заглядываясь на Фёдора, – на кой чёрт государь не карает тех, кого уж приводил я?
Басманов ухмыльнулся, прищурив взор свой. Он оставил поводья и, скрестив руки на груди, чуть откинул голову назад, дабы взирать на Григория, превосходящего его ростом, сверху вниз.
– Гриш, али нерусской речью говорю я? – молвил он. – Отвали, а? Ну право. Моё слово против твоего – уж такая охота тягаться?
Малюта резко повёл головой в сторону, принявшись озираться да глядеть наземь. Фёдор наблюдал за сим действом.
– Слышишь? – вопрошал Григорий. – Где-то шавка визжит.
Басманов улыбнулся, чуть наклоня голову набок.
– От брехливая ж. Видать, тяжко новым псарям без Андрюшки-то, – вздохнул Малюта.
Фёдор резко обнял Скуратова с таким радушием, что Григорий в самом деле растерялся.
– Я тоже по нему скучаю, – с пылкостью бросил Басманов, похлопав Скуратова по плечу.
Малюта злобно оттолкнул Басманова да отряхнулся, будто бы измаравшись в чём. Фёдор помахал рукой да задорно присвистнул на прощание, ловко запрыгнув на Данку.
– Нам с тобой нечего делить, Гриш, – бросил Фёдор напоследок да умчался прочь.
Резвая скачка унялась едва ли не сразу, как Фёдор выехал из кремля. Они неспешной рысью выехали из города и направились по просёлочной дороге, заметённой снегами. Протоптанный путь скрипел под ногами Данки. Лошадь мерно покачивала головой из стороны в сторону при шаге, а Фёдор тихо да ладно насвистывал себе под нос. Он поднял голову, взирая на расстилающееся пред ним бескрайнее великолепие. Небо выдалось на удивление ясным. Далёкие звёзды мерцали драгоценной россыпью.
– Эй, – молвил Фёдор, поглаживая славную свою любимицу по крутой шее.
Данка, точно разумная, повела ушами. Басманов тепло улыбался каждый раз, когда его подруга знала, что обращается именно к ней.
– А я ж тебе не рассказывал небось? Я слыхивал, что мореходы небо читают, как карту, – приговаривал Фёдор, ласково гладя лошадь по шее.
Данка фыркнула, подняв облако тёплого пара в воздух.
– От же авось прямо сейчас эти звёзды указывают ихний путь, – прошептал Фёдор, трепля гриву лошади.
Он откинулся назад, вглядываясь в маняще бесконечное небо. Вечное и холодное. Всё снесёт, и звёзды снова станут во тьме. С благим трепетом он осенил себя крестным знамением, и тихий шёпот короткой молитвы вознёсся к небесам.
Фёдор явился в покои Иоанна, потирая руку об руку – он и не заметил, как продрог на прогулке. Тепло от огня, разведённого в опочивальне, мягко обдало опричника.