Фёдор ухмыльнулся через силу и боль, и рваная рана на губах вновь треснула, изойдя горячей кровью. Афанасий сглотнул и хотел было приблизиться, как Фёдор подтвердил опаску князя да придержал уж наготове припрятанный нож. Басманов резко цокнул, и судорога свела его руку. Князь в тот миг выхватил нож да убрал подальше. Прихватив плошку, Вяземский подошёл к подоконнику и зачерпнул снега. Афанасий протянул ее Фёдору, да тот лишь опрокинул князю под ноги.
– Тварь, – сипло и ядовито бросил Фёдор, точно плюнул.
Афанасий вздохнул, проводя рукой по лицу, да отступил, не виня Басманова в той лютой злости.
– Тут мы дождёмся вестей с Кремля, – молвил Вяземский. – И там уж видно будет. А пока постарайся отдохнуть.
Если бы Фёдор был в силах задать все вопросы, что гнусным роем жрали его изнутри, он бы непременно испросил бы обо всём. Да всяко его клонило в сон.
Фёдор сжимал дрожащими руками рукоять ножа. Сглотнув, Басманов всё ещё исполнялся мужества. Наконец в один удар он ударил себе в грудь. Клинок подло скользнул по ребру, больно ободравши кожу.
– Долго ль ждать мне, пёс? – вопрошал беспощадный жестокий голос.
Руки не слушались, и Фёдор собрал всю волю в кулак, вновь нанося рану, на сей раз уж наверняка. Хрипло задыхаясь, Басманов зажал себе рот рукой, сдерживая внутри живое и зверское стенание. В ушах стал звон, будто бы совсем рядом разорвалось что-то прегромко.
Сердце бешено колотилось, и Фёдор обливался холодным потом. Скрюченные пальцы судорожно зажимали рот, и не было никакой силы их расцепить. Дрожь пробивала вновь и вновь лютой лихорадкой и, измучив его наяву, всё же решила отступить.
Фёдор лежал, вжавшись спиной в холодную стену, и только сейчас ощутил тепло на груди. Сквозь намотанное с вечера тряпьё выступала кровь от открывшейся раны. Фёдор резко повёл взглядом на какое-то шевеление там, в тёмном углу. Глаза разболелись пуще прежнего, и он не мог двигать ими без боли. Басманов встал через силу. Едва ли не подкосившись и не рухнув ничком наземь, Фёдор обрушился локтями на стол. Руки взвыли пронизывающей болью.
Фёдор прорычал и бросил злобный взор на фигуру, ставшую во мраке. То был не призрак и не лукавый дух, но человек из крови и плоти – Афанасий. Крик Басманова разбудил князя, но Вяземский не ступал дале, видя, какою злостью его опаляет Фёдор, быстро озираясь по сторонам. Его взгляд, обезумевший от боли, быстро выискал мутную бутыль. Наклонившись к ней, Фёдор взял её дрожащей рукой, но сил откупорить не было.
Басманов резко, до боли в шее, обернулся на Вяземского, ибо Афанасий сделал шаг. Фёдор обернулся и отступил назад, обходя за стол. Вяземский глубоко вздохнул и уж решился подойти ко столу, взять бутыль и открыть её под пристальным презрительным взором Басманова.
Афанасий оставил бутыль на столе, а сам опустился на скамью, будучи чуть поодаль. Басманов взялся за водку и лихо принялся её глушить. Избитые губы, дёсны и язык резко обожглись, и Фёдор отстранился, бессильно опустившись за стол.
За окном тоскливо скулил северный ветер. В избушке затянулось унылое молчание. Сглотнув, Фёдор коснулся разбитой губы. Досадно цокнув, он вновь хлебнул водки да кашлянул пару раз, поперхнувшись.
Афанасий лишь мельком поглядывал на Фёдора. Когда же князь поднял очи, плечи Басманова дрожали. Фёдор опустил голову да глядел пред собой, на стол, на собственные руки, сжатые в кулаки. С уст срывался сиплый вздох. Он дважды шмыгнул носом.
Сорвавшийся крик ужаснул Вяземского. Князь замер, боясь пошевелиться, покуда Басманов задыхался отчаянным хрипом. Афанасий мучительно отринул всякую мысль о любом прикосновении, ведая, сколь изувечено тело страдальца, и тем паче явственнее выступили увечья души Фёдора. Вяземский мог лишь безучастно внимать этому рвущемуся, безумному плачу.
Наступило пасмурное тихое утро. Фёдор отошёл от тяжёлого сна с резким вздохом. Он несколько мгновений пялился сонными глазами в потолок. Сухие губы горели пуще прежнего, и всё лицо ныло гнусным синяком. Даже медленное ленивое моргание давалось с болью, но не это сейчас терзало Фёдора. Он явственно помнил пробуждение средь ночи, и помнил, как напился, и помнил, как отрубился прямо за столом.
Привставая на печи, Фёдор осторожно потёр затылок и размял шею. Сглотнув, он ступил голыми ногами на холодный пол. Подходя к окошку, он опирался на печь, стол, стену да, наконец, рухнул на скамью, тихо промычав себе под нос. Фёдор отворил дряхленькие ставни и зачерпнул снега. Он огляделся последний раз, уж уяснив, что Вяземского нынче нет.
С глубоким вздохом он растёр горсть снега по лицу. Пощипывая сбитые скулы, нос и губы, морозный холод помог пробудиться от тяжёлого пьяного сна. Фёдор охотно зачерпнул ещё, растирая шею, грудь, отерев руки. В это мгновение раздался скрип. На пороге избёнки появился Вяземский. Фёдор невольно свёл брови и внимательно следил за Афанасием.