Големикон

Кэйзер говорил странно, обрывая фразы так, словно бы резко начинал сомневаться в сказанном и решал не заканчивать мысль, чтобы она не вернулась опасным, заостренным бумерангом и не порушила башню из деревянных палочек, карточный домик, который он строил, промазывая швы прочным цементом – только тот пока еще не успел застыть, так что не стоило провоцировать события.

– Впрочем, мое предложение все еще в силе, Хюгге, – мэр вдруг посмотрел прямо в глаза Попадамса. – И сейчас оно куда ближе и реальнее, чем тогда.

Хюгге знал, что Кэйзер обязательно заговорит об этом, и не сомневался, что ответит «нет» – другого варианта быть не могло, без всяких «потому что» – просто не могло.

Но сейчас, когда вопрос все же прозвучал, Попадамс замялся:

– Посмотрим, – чуть ли не прошептал он.

– Побереги мундир, – хмыкнул Кэйзер. – Он еще пригодится.

Когда Хюгге начинал нервничать, или же если ему просто становилось некомфортно, он всегда доставал карманные часы и смотрел на время – вот и сейчас провернул ту же незамысловатую операцию.

Именно в этот момент – словно почуяв – мимо, как стадо разъяренных носорогов, пронесся Барбарио. Алхимик так разогнался, что убежал слишком далеко. Пришлось тормозить и возвращаться обратно.

– Я, я, я… – запыхавшись, пытался начать фразу Инкубус.

– Опоздал, – помог Кэйзер.

– На пару минут, – добавил Хюгге.

– Но опоздал, – мэр дал понять, что тема не обсуждается – словно стальной люк захлопнул.

– Да-да-да, но я поел такой вкусной картошки… – поймав непонимающие взгляды собеседников, алхимик встрепенулся. – В смысле, наалхимичил все жидкости, которые нужно было.

Барбарио довольно похлопал себя по поясу, к которому привязал два пузатых пузырька с красной жидкостью. Кстати, ни один другой алхимик не сказал бы «наалхимичил» – уж слишком с гордо поднятыми головами они обычно шагали, да вот только Инкубус относился к своему занятию, как к простому, но полезному дурачеству. Примерно с таким же чувством дети собирают замок из кубиков или варят кашу из песка с водой – занимаются ерундой, но, с их точки зрения, очень полезной. Барбарио же делал весьма полезные вещи, но, с его точки зрения, абсолютно ерундовые.

Алхимик переключился на Хюгге и протараторил:

– Так и знал, что ты сюда заявишься. Весь день только о тебе и говорю! – Инкубус резко переменился в лице и ткнул пальцем на подбородок Попадамса. – Стоп, погоди-ка… А что ты сделал со своей бородой?! М-да, она и обычная, ты прости и все такое, выглядела так себе, но теперь это просто… сад из одного цветка!

– Я очень быстро брился, чтобы успеть. К тому же, ко мне приезжала племянница… Нестабильность, я думал, приедет брат – потому что сейчас Прасфоре здесь лучше не расхаживать…

Алхимик почесал длинную черную бороду – та зашуршала, как гора осенних листьев – и повернулся к Кэйзеру.

– Ну что, прямо здесь?

Мэр кивнул, попытавшись разжать механическую руку. Та не поддалась.

Барбарио, заметив это, цокнул, отцепил пузырек от пояса и отдал Кэйзеру. Мэр откупорил сосуд, выпил содержимое, сморщился, как от самой противной на свете микстуры, и попытался еще раз разжать руку – та двигалась с завидной легкостью.

– Рубиновая крошка, – как учитель, объяснил алхимик Хюгге. – Считай, что этот раствор на время делает тело одним большим магическим проводником – вот как рубины в головах у големов. И потоки магии позволяют механизму работать. Но это просто… эээ… форс-мажор.

Кэйзер пошарил в кармане мундира и достал оттуда небольшой рубин, вставив в грудь голему. Остальные – на руках, ногах и вместо глаз – уже были установлены, хотя из поломанных големов их всегда вынимали – словно бы совершая эвтаназию, милосердно не давая начать шевелиться вновь.

Мэр же решил вернуть жизнь – все равно, что поднять мертвеца из могилы, не спросив на то разрешение. А он, может быть, специально прыгнул со скалы, попрощавшись с жестоким миром. А теперь вот – опять!

Барбарио подлили рубиновой жидкости в механическую руку истукана.

Кэйзер щелкнул пальцами. Голем, наработавший и еще мгновение назад мертвый, зашевелился вновь. Пальцы на механической руке сжались и разжались – глиняный гигант отпрянул от стены.

Мэр щелкнул пальцами вновь.

– Достаточно, – объявил он.

– Впечатляет, – кивнул Хюгге. – Но ради чего, Кэйзер. Ради чего…

Почуяв, что мэр снова собирается разойтись и запеть свою песню, Барбарио резко замахал руками – как страдающий от ожирения пингвин, пытавшийся взлететь – и объявил:

– О, ты еще не видел гвоздь программы! Кстати, Кэйзер, големов уже давно привезли – и даже больше, чем рассчитывали.

Мэр улыбнулся.

– Значит, теперь самое время убить дракониху.

– Ага, – занервничал алхимик.

– И чего мы ждем?

– Ну, если честно, то тебя, конечно же… Но если это был риторический вопрос – то считай, что я промолчал.

Барбарио и правда умел действовать на нервы.

Прасфора вылезла из импровизированного укрытия, только когда шаги стихли и угасли в конце коридора.

– Нестабильность… они что, собрались убивать дракона?! Просто так?! Альвио бы…