Голландский дом

— Кому мне было возражать? Папе? — Я посмотрел на нее. — Ты всегда добиваешься своего. Ты ведь это знаешь, да? Вот будут у тебя свои дети, можешь таскать их в церковь по воскресеньям, а перед школой еще и Розарий с ними читать. Но я не должен этого делать, как, впрочем, и ты. Родителей нет. Мы можем пойти и поесть блинчиков.

Она пожала плечами:

— Иди за блинчиками. Я в церковь.

— Тебе не нужно идти туда из-за меня. — Я приподнялся на локтях. Я не мог поверить, что мы это обсуждаем. — Не нужно подавать мне пример.

— Я делаю это не ради тебя. Господи, Дэнни. Я люблю ходить на мессу, я верю в Бога. Община, радушие — мне все это нравится. Прости, а чем ты в церкви занимался все эти годы?

— В основном вспоминал результаты матчей.

— Тогда спи дальше.

— Хочешь сказать, ты ходила в церковь, когда в колледже училась? Просыпалась по воскресеньям — в Нью-Йорке, — хотя никто не заставлял?

— Разумеется, ходила. Ты же приезжал ко мне, помнишь? В Страстную пятницу мы ходили на мессу.

— Я думал, это из-за меня. — Я и правда так думал. Был уверен, это одно из условий, на которых отец позволил мне остаться.

Мэйв хотела что-то ответить, но передумала. Похлопала меня по коленке поверх одеяла. «Отдыхай», — сказала она и ушла.

Объяснить, зачем мы вообще ходили в церковь, было бы трудно — просто все так делали. Отец встречался там с коллегами и арендаторами. Мы с Мэйв виделись с учителями и друзьями. Может, отец молился о душах своих умерших ирландских родителей или церковь была последним отблеском уважения, которое у него сохранилось по отношению к маме. Послушать людей, так она любила не только церковь и приходскую общину, но и всех священников, и всех до единой монахинь. Мэйв говорила, что по-настоящему дома мама чувствовала себя в церкви, в окружении поющих сестер. Мне немного было о ней известно, но я точно знал, что она ни за что не вышла бы за отца, если бы он не ходил в церковь, вот он и продолжал даже в ее отсутствие таскать нас к алтарю, сохраняя форму за неимением содержания. Возможно, он никогда и не рассматривал другие варианты, потому что его дочь с миссалеткой в руках, подавшись вперед, внимала проповеди, в то время как сын размышлял о шансах «Сиксерсов» в плей-офф и думал о здании, выставленном на продажу на окраине Челтнема, впрочем, насколько я знал, отец тоже внимал священнику и слышал глас Божий. Мы никогда это не обсуждали. В моих воспоминаниях именно Мэйв всегда металась по дому воскресным утром, чтобы убедиться, что мы готовы: одеты, накормлены, заблаговременно садимся в машину. После того как она поступила в колледж, мы с отцом запросто могли покончить со всем этим. Но оставалась еще Андреа. Она презирала католицизм, считая его культом сумасшедших, которые поклоняются идолам и утверждают, что едят плоть. На рассвете в понедельник отец отправлялся в офис и вплоть до пятницы проводил там целые дни, находя повод не возвращаться домой к ужину. По субботам он перекусывал в машине, собирая ренту или объезжая всевозможные стройки. Но занять чем-то воскресенье было не так-то просто. Церковь была единственной возможностью укрыться от его молодой жены. Отец убедил отца Брюэра взять меня алтарным мальчиком — без моего согласия. И хотя меня назначили на восьмичасовую мессу, не раз и не два я оставался, чтобы прислуживать и на той, что начиналась в половине одиннадцатого. Кто-нибудь непременно сказывался больным, уезжал на выходные или просто отказывался вылезать из кровати — привилегии, которых я был лишен. Поскольку я стал министрантом, отец решил, что мне также стоит посещать и воскресную школу, быть, по его словам, хорошим примером, при том что ходили туда те, кто учился в государственных школах и не получал порцию религиозного воспитания пять дней в неделю. Но сказать отцу, что все это нелепо, у меня возможности не было. После мессы он сидел в машине, курил, читал газету и ждал меня, а когда все было закончено — молитвы произнесены, чаша вымыта, — мы отправлялись обедать. Когда Мэйв была дома, мы не обедали в городе по воскресеньям. Короче, час воскресной мессы растягивался для нас на половину воскресенья, защищая от семейных обязательств и позволяя провести какое-то время вместе в промежутке между тем, как зажигались и задувались свечи. За это я всегда буду благодарен, хотя с ранними подъемами вряд ли когда-нибудь смирюсь.

Однако в понедельник тренер Мартин вызвал меня к себе в кабинет и снова высказал соболезнования. После чего сказал, что мне стоит посещать мессу и молиться за отца. «Все игроки команды средней школы епископа Макдевитта ходят на мессу, — сказал он. — Все до единого».

Что ж, придется мне какое-то время им соответствовать.

Неделю спустя нам позвонили из адвокатской конторы и назначили встречу. Нас ждали к трем часам, после окончания уроков, что тем не менее означало: мне придется пропустить тренировку, а Мэйв взять отгул на полдня. Мы сидели втроем в небольшой переговорной, и адвокат Гуч сказал, что единственное, что оставил нам отец, — образовательный фонд.