Голландский дом

— Понятия не имею. Вроде как определиться с местом необходимо в первую очередь, но, пока средства не переведены, они не берут на себя никаких обязательств. Полагаю, где-то рядом с Арсеналом. Слышал про Арсенал? Ох и намучаются же они.

Я кивнул. Когда официантка принесла счет, я его перехватил. Доктор Эйбл начал было сопротивляться, но впервые за все время, что мы были знакомы, я победил.

Прежде чем снова отправиться в Бронкс, я заглянул в университетский книжный, чтобы купить несколько карт кампуса Медицинского центра и Вашингтон-Хайтс. Студенты, встречавшиеся мне по пути, выглядели лет на четырнадцать — нечесаные босые мальчишки идут на пляж. Я присел на ступеньках библиотеки Батлера напротив Южного поля и разложил мои покупки. Как и доктору Эйблу, мне казалось, что для застройки неизбежно выберут площадку около легкоатлетического сектора Арсенала, даже если в медицинской школе еще не пришли к такому заключению. Арсенал собирались переделать в приют для бездомных на 1800 коек — что, несомненно, снизит цены на парковки поблизости. Найти их было нетрудно. К концу недели я заключил контракт на покупку сразу двух — с выплатой через полгода. Столько лет я стучался в запертую дверь и вдруг обнаружил, что она распахнута. Продавец уже давно отчаялся. Он уволил своего брокера и пришел на встречу в рубашке с воротничком и при галстуке, надеясь уладить все своими силами. Он слишком устал и согласился на предложенную мной сделку. Я рассмешил его, сказав, что почти ни у кого из врачей нет своей машины просто потому, что нам негде парковаться. Я понравился ему достаточно, чтобы он почувствовал себя виноватым в том, будто практически впаривает мне две парковки, которые не мог продать последние три года. Он думал, что я перекрываю себе кислород, попросив добавить в контракт еще один пункт: он отказывается от права изменить свое решение, а я отказываюсь от права изменить свое. Мы оба стали заложниками обстоятельств. Продавцу было обещано, что через шесть месяцев он выйдет из сделки с деньгами в руках. Покупатель обещал найти эти деньги и предъявить права на парковку. В ретроспективе это выглядело совершенно очевидным, но в то время я с тем же успехом мог стоять спиной к столу для игры в кости и бросать их через плечо. Я покупал две парковки около огромного приюта для бездомных. Ставил деньги, которых у меня не было, на предположение, что буду владеть землей под зданием, которое еще не было построено. Я рассчитывал, что решение о застройке примут до того, как мне придется подавать на кредит, который никто не одобрит.

Через пять месяцев я продал стоянку терапевтическо-хирургическому колледжу и на немалые вырученные деньги расплатился с продавцом, а также получил ссуду из жилищного фонда и внес задаток за свое первое здание на Западной 116-й улице. Большая часть из восемнадцати квартир была занята, торговые помещения на первом этаже делили между собой прачечная и китайская забегаловка — обе фирмы были в добром здравии. Согласно сравнимым продажам, стоимость здания была занижена на двенадцать процентов. Наконец-то я шел к цели, имея возможость не думать о ресурсах. Я не был врачом. Я был самим собой. Я бросил бы интернатуру в тот же день, когда подписал бумаги на депонирование, но Мэйв сказала нет.

— Тебе светит докторская по химии, — сказала она по телефону. — Тебе же нравилась химия.

Не нравилась мне химия, я просто неплохо в ней разбирался. Этот разговор происходил между нами не впервые.

— Давай подумаем о бизнес-школе. Сейчас бы это было очень на руку. Или о юридической школе. Диплом юриста — это как суперсила.

Ответ был отрицательным. Я выбрал себе карьеру и был в самом начале пути. Еще никогда я не был так близок к бунту.

— Сейчас, — сказала она, — бросать уже нет смысла. Закончи что начал.

Мэйв согласилась вести мою бухгалтерию и заниматься налогами, пока я заканчиваю интернатуру в клинике Альберта Эйнштейна, — мне оставалось меньше шести месяцев. Я не жалел. Эти последние месяцы были единственной частью моего медицинского образования, которая мне нравилась, потому что я знал, что скоро покину эти стены. Я купил два кирпичных таунхауса — один за 1900 долларов, другой за 2300. Работы с ними было невпроворот. Но они были моими.