Прежде чем у меня появилась возможность сформулировать все напрашивающиеся вопросы, на мое плечо опустилась чья-то тяжелая рука.
— Дэнни! Наконец-то выходной. — Доктор Эйбл лучился. — Теперь, когда ты окончил интернатуру, мне бы хотелось видеться с тобой почаще. Слышал, что о тебе говорят.
Мы с Флаффи сидели за четырехместным столиком. Два пустующих места были сервированы приборами и салфетками, и как же я надеялся, что ему хватит такта этого не заметить.
— Доктор Эйбл, — сказал я. — Это Фиона, моя давняя знакомая.
— Мори. — Доктор Эйбл потянулся через столик и пожал ее руку.
— Флаффи.
Доктор Эйбл улыбнулся и кивнул.
— Ладно, не буду мешать. Но, Дэнни, не заставляй меня тебя выслеживать, ладно?
— Не буду. Передавайте привет миссис Эйбл.
— Миссис Эйбл в курсе, кому принадлежали парковки, — сказал он смеясь. — Так что приглашение на День благодарения в этом году ты, возможно, не получишь.
— Вот и хорошо, — сказала ему Флаффи. — Тогда Дэнни сможет отпраздновать с нами.
Когда он отошел от нашего столика, Флаффи, кажется, поняла, что наше время в кафе не безгранично. И решила перейти к главному:
— Ваша мама в городе. Я ее видела.
Мимо проплыла Лиззи, вопросительно направив кофейник в нашу сторону. Я покачал головой, а Флаффи подняла чашку — подлейте, пожалуйста.
— Что?
В дверь ворвался порыв холодного ветра. Мне хотелось сказать:
— Мэйв я ничего не говорила. Не могу рисковать ее здоровьем.
— Знание того, где твоя мать, не пошатнет твое здоровье, — сказал я в попытке подпустить логики в разговор, в котором никакой логики быть не могло.
Флаффи покачала головой:
— А вот и нет. Ты не помнишь, как плохо ей было. Ты был совсем малышом. Ваша мама появлялась и исчезала, появлялась и исчезала, и, когда она исчезла без следа, Мэйв чуть не умерла. После того как ваш отец сказал ей, что мама больше не вернется. Это факт. Он писал вашей маме, когда Мэйв попала в больницу. Я это знаю. Он сказал ей — ни много ни мало, — что она погубила вас обоих.
— Нас обоих?
— Ну, — сказала она, — тебя он приплел, чтобы ей стало как можно хуже. Думаю, он таким образом пытался ее вернуть. Но ошибся с тактикой.
Если бы за час до этого кто-нибудь спросил у меня, что я чувствую по отношению к своей матери, я бы поклялся, что не чувствую ровным счетом ничего, поэтому понять охватившую меня ярость было трудно даже мне самому. Я приподнял руку в упреждающем жесте, чтобы Флаффи умолкла на минутку и мой мозг смог хоть чуть-чуть все это переварить; она в ответ тоже приподняла руку и коснулась моей ладони — как будто мы пальцами мерились. Возможно, из-за того, что за одним из соседних столиков сидел доктор Эйбл с парнем примерно того же возраста, в каком был я, когда мы впервые встретились, я вдруг увидел, как стою в дверях его кабинета.
«
— Ну и где она? — Меня едва не парализовало при мысли, что прямо сейчас она может войти в кондитерскую и сесть на пустующее место и что вся эта встреча была подготовкой к чудовищному сюрпризу.
— Я не знаю, где она
Я выдохнул. У меня отлегло от сердца.
— То есть ты увидела женщину, похожую на мою мать, из окна автобуса?
Идея увидеть кого-то из автобуса казалась мне маловероятной, но я не ездил на автобусах, а когда все же случалось, едва ли смотрел в окно.
Флаффи закатила глаза.
— Господи, Дэнни, я же не идиотка. Я вышла из автобуса. Вернулась, подошла к ней.
— И это была она? — Элна Конрой, однажды ночью сбежавшая от мужа и двух спящих детей в Индию, оказалась в Бауэри?
— Она была такой же, какой я ее помнила, клянусь. Разве что волосы поседели, и теперь она их заплетает в косу, как делала Мэйв. У обеих же копны на голове.
— Она тебя вспомнила?
— Не так уж я изменилась, — сказала Флаффи.
Из всех нас значительно изменился только я.
Флаффи перелила кофе в стакан из-под воды и дала льду растаять.
— Первым делом она спросила о вас с Мэйв, и, поскольку я ничего не знала, ответить мне было нечего. Я даже не знала, где вы живете. И весь стыд от произошедшего нахлынул на меня, будто все случилось вчера. Это всегда будет меня преследовать. Мне не забыть, что меня уволили, не забыть,
— Мы были ее детьми. По идее, это ей стоило остаться и присматривать за нами.
— Дэнни, она чудесный человек. Просто для нее это были тяжелые времена.
— О да — жить под тяжестью Голландского дома!
Флаффи посмотрела на пустую тарелку. Здесь не было ее вины. Да, она меня ударила, да, ее из-за этого выставили за дверь. Но всю способность прощать, оставшуюся в моем сердце, я направил на нее.