Голландский дом

Селеста сказала, Мэйв тяжело видеть, как я обзавожусь семьей раньше, чем она. Селеста сказала, в тридцать семь Мэйв практически невозможно найти кого-то, поэтому вся эта предсвадебная кутерьма ее не то чтобы бодрит. Но она была не права. Во-первых, Мэйв никогда не стала бы завидовать моему счастью, а во-вторых, я ни разу не слышал от нее, будто она хоть сколько-нибудь заинтересована в браке. Плевать ей было на свадьбу. А злилась она из-за невесты.

Я пытался объяснить сестре, что встречался со множеством женщин и что Селеста правда была лучшей из них. И я уж точно не торопился. Так или иначе, мы были вместе еще со времен колледжа.

— Ты выбираешь свою единственную среди тех, кто тебе не нравится, — сказала Мэйв. — Так себе контрольная группа.

Но я выбрал женщину, которая посвятила себя тому, чтобы облегчить мой быт и поддерживать меня по жизни. Проблема была в том, что, по мнению Мэйв, с этим она и сама неплохо справлялась.

Что же до любовной жизни Мэйв или отсутствия таковой, мне ничего не было известно. Но вот что я скажу: я всю жизнь наблюдал, как она измеряет сахар и вводит себе инсулин, и она никогда не делала этого в присутствии посторонних, если только обстоятельства не были экстраординарными. Когда я учился в медицинской школе, и позже, когда был интерном, то пытался обсудить с ней ее лечебную тактику, но она уходила от разговора.

— У меня уже есть эндокринолог, — говорила она.

— Последнее, чего мне хочется, — это быть твоим эндокринологом. Я сейчас говорю как брат: меня волнует твое здоровье.

— Очень любезно. А теперь давай сменим тему.

У нас с Мэйв была куча причин не доверять идее брака — история нашей юности была железным аргументом против, но, если задуматься, я бы не стал винить в том ни Андреа, ни наших родителей. Что же касается Мэйв, думаю, ей просто было не смириться с мыслью, что кто-то может войти в комнату, пока она всаживает иглу себе в живот.

— Объясни мне еще раз, какое отношение мое безмужнее положение имеет к тому, что ты женишься на Селесте?

— Никакого. Просто хочу убедиться, что у тебя все хорошо.

— Поверь, — сказала она. — Уж я жениться на Селесте точно не собираюсь. Она вся твоя.

Если бы не Мэйв, каждый аспект нашей свадьбы, все расходы и решения были бы возложены на Норкроссов. Мэйв считала, что мы, Конрои, не должны начинать слияние семей в подобном состоянии неравенства. В конце концов, если добавить сюда дядюшек и тетушек, а также всевозможных братьев и сестер — двоюродных, троюродных, сводных, получалось, что Норкроссов больше, чем звезд на небе, а нас, Конроев, всего двое. Я понимал, что кто-то из нас должен принять во всем этом участие, и, поскольку это могли быть только мы с Мэйв, пришлось выпутываться ей. В те дни я встречался с электриками и учился на удивление сложному мастерству ремонта конструкций из гипсокартона. Я был слишком занят, чтобы вдаваться в подробности, и поэтому отправил в качестве своего представителя сестру, жившую всего в пятнадцати минутах езды от дома родителей Селесты.

В общем, обязанности было решено разделить, и Мэйв вызвалась написать объявление о нашей помолвке для газеты. В субботу, 23 июля, Мэри Селеста Норкросс, дочь Уильяма и Джули Норкросс, выйдет замуж за Дэниела Джеймса Конроя, сына Элны Конрой и покойного Сирила Конроя.

Селесте не нравилось слово «покойный». По ее мнению, оно было слишком мрачным для столь счастливого события.

— А твоя мать? — сказала по телефону Мэйв, крайне убедительно имитируя голос Селесты. — Ты правда хочешь, чтобы ее имя упоминалось в объявлении о помолвке?

Я лишь выдохнул.

— Я сказала ей, что у тебя, да, есть мать. Пропавшая мать и мертвый отец. Вот и вся родня. После чего она спросила, может, и правда их не указывать, раз уж они не с нами. Типа их чувства это все равно не ранит.

— И? — ничего плохого я в этом не видел.

— Это ранит мои чувства, — сказала Мэйв. — Ты не гриб, выросший после дождя. У тебя есть отец и мать.

Джули Норкросс, моя неизменно здравомыслящая будущая теща, сравняла счет в пользу Мэйв. «Так принято», — сказала она своей дочери. Компромисс, на который после долгих уговоров согласилась Мэйв, состоял в том, что имена наших родителей не появятся в свадебных приглашениях.