Мне предстояло долгое восхождение без шерпа-проводника — среднее фойе, бельэтаж, потом балкон, потом еще один балкон… Три тысячи сидений. Господи, как это возможно? А если они придут, все три тысячи? И каждый восьмилетний шкет будет выбегать пописать раз в полчаса?
Я устремился наверх.
Наверное, там, на самой вершине, меня должно было ждать обновление и очищение. Но вместо этого примерно на середине пути я сдох и почувствовал себя старой развалиной.
Глава 23
Наконец я добрался до темной стороны Эвереста и постучал в дверь старой кинорубки.
— Это… ты? Я угадал?! — в ужасе прокричал чей-то голос.
— Нет, — тихо сказал я. — Это всего лишь я. Пришел на последний дневной сеанс — сорок лет спустя.
Это гениальный ход — просто выблевать свое прошлое.
— Скажи пароль.
Голос за дверью звучал уже спокойнее.
— Том Микс и его конь Тони[428]
. Хут Гибсон[429], Кен Мейнард[430]. Боб Стил[431]. Хелен Твелвтриз[432]. Вильма Бэнки[433]…— Пойдет.
Еще немного тишины. Наконец, по ту сторону двери зашевелился гигантский паук. Взвизгнули петли. Я увидел знакомую серебристую тень — как будто с экрана сошел один из черно-белых призраков, мелькавших там когда-то давно, еще в прошлой жизни.
— Никто досюда не доходит, — сказал он.
— Никто?
Этот призрак был стар даже для старика. Казалось, от времени у него засеребрились не только волосы, но и лицо, и одежда. За семьдесят лет, проведенных на вершине, он полностью выцвел, бесконечно просматривая то, чего в реальности нет…
— Никто и никогда не стучится в мою дверь. Никто не знает, что я здесь. Даже я сам.
— Вы действительно здесь. И вы — Клайд Рустлер.
— Я?! — Он был близок к тому, чтобы начать ощупывать свою одежду и хлопать себя по плечам.
— Кто вы? — Он вытянул шею, как черепаха из панциря.
Я назвал свое имя.
— Никогда о вас не слышал. — Он бросил взгляд на темный экран. — Вы один из них?
— В смысле, умерших звезд?
— О да… Эти иногда приходят. Вчера вот Фербенкс заходил.
— Это который Зорро, д’Артаньян, Робин Гуд? Он хоть постучался?
— Царапался в дверь. У мертвых свои сложности. Так вы заходите или нет?
Я поспешил войти, пока он не передумал.
Комната, уставленная кинопроекторами, направленными в пустоту, напоминала погребальный покой в особняке Чун-Кинг. Казалось, воздух здесь навсегда пропитался пылью, грязью и едким запахом кинопленки. Стул был всего один — старик ведь говорил, что к нему никто не заходит.
Я принялся рассматривать густонаселенные стены. На них висело десятка три фотографий — какие-то в дешевых рамках из универмага «Вулворт», какие-то — в серебряных. Просто — вырезки из старых номеров «Серебристого экрана». Здесь было множество женщин — и ни одна не повторялась…
Самый старый из стариков сморщил лицо в подобие улыбки.
— Вот они, мои цыпочки — еще из тех времен, когда действовал мой вулкан…
Он прищурился, пытаясь разглядеть мое лицо сквозь густую сетку своих морщин, с тем самым выражением, какое бывает у человека, когда он лезет с утра в холодильник за смешанным накануне мартини.
— Приходится запирать дверь. Я подумал, может, это вы — тот, кто поднял весь этот хай…
— Не я.
— Значит, кто-то другой. А больше никто и не приходил, с тех пор как умер Лоуэлл Шерман.
— Зимой 1934-го. За десять минут — от двух болезней сразу. Рак и пневмония.
— Об этом же никто не знает! — воскликнул старец.
— Как-то в субботу, это было как раз в тридцать четвертом, я пошел в «Колизей» на футбол[434]
и перед матчем катался на роликах. И увидел там Лоуэлла Шермана, он беспрерывно кашлял. Я тогда взял у него автограф и сказал: «Берегите себя». А через два дня он умер.— Лоуэлл Шерман… — Он посмотрел на меня, и глаза его блеснули. — Пока вы живы, он тоже жив.
Клайд Рустлер рухнул на свой единственный стул и снова вцепился в меня взглядом.
— Лоуэлл Шерман… Вы-то, скажите мне, зачем притащились сюда, на верхотуру? Так ведь можно и умереть по дороге. Сам дядюшка Сид поднимался сюда раза два, не больше… Потом сказал — нет уж, хватит — и построил нормальную большую аппаратную на пару километров ниже, в реальном мире, если таковой существует. Я лично там не бывал… Что?
Он перехватил мой взгляд, блуждающий по стенам его доисторического жилища от одного вечно молодого лика к другому.
— Хотите, представлю вам моих маленьких хищных кошечек?
Он подался всем корпусом вперед и протянул руку.