— В прошлом месяце Женская Лига кино организовала какую-то вшиво-блошиную распродажу актерского барахла. Мне перепало несколько карточек Фербенкса, рукопись песни Кросби[477]
…но это не важно. Главное, что там же я откопал старую записную книжку Раттиган, всю исписанную телефонами ее бывших хахалей. И вот тут-то меня и переклинило. Старый хрен, я почувствовал себя змеем-искусителем. Продался дьяволу по дешевке — испил яду… Подумал: почему бы не отнять у Раттиган спокойный сон? Дождался, когда ее не будет, подкинул ей Книгу мертвых и был таков… Наверное, она там чуть не обделалась от страха?— Да уж не без этого… — Я вгляделся в ухмылку, блуждавшую на лице мистера Квикли. — Так-так. Значит, к смерти почтенного господина с Маунт-Лоу вы не причастны?
— Вы про того губошлепа, которого Констанция бросила первым? Что — этот старый болван дал дуба?
— Представьте, его убили газеты.
— Представляю — газетные критики делают это на раз-два.
— Да нет, не критики. На него свалились две тонны старых номеров Tribune.
— Какая разница как, — главное, что убили.
— И Царица Калифия — тоже не ваших рук дело?
— А-а-а… Эта. Ноев ковчег, каждой твари — с три короба наврали. Высоко/низко, холодно/горячо. Верблюжье дерьмо, лошадиные яблоки. Это которая сказала Констанции, куда идти, — и та пошла? Что — тоже скончалась?
— Упала с лестницы.
— Не, я не сталкивал.
— А потом еще священник…
— Братец ее? Тоже не я. Калифия сказала ей, куда идти. А священник — прямиком отправил к дьяволу! Ну, Констанция и пошла… Скажите, а этот-то от чего? Нет, вы посмотрите — все! Все уже поумирали, прости господи!
— Она просто… слишком сильно на него накричала. Я так думаю, что это она.
— Накричала? И вам известно, что именно она кричала?
— Нет.
— А мне — да.
— Вам?..
— Вчера ночью я слышал голоса, думал, что во сне. Вернее, один голос — кажется, ее. Думаю, мне она кричала то же самое, что и бедолаге священнику. Хотите узнать что?
— Жду с нетерпением.
— Ну, так вот. Она кричала: «Как мне вернуться, где следующий след, как мне вернуться?»
— Вернуться?
Веки Квикли дрогнули, как стрелки прибора, который показывал движение мысли. Он всхрапнул.
— Брат указал ей, куда идти, и она пошла… Но потом она сказала: «Я заблудилась, покажите мне дорогу»… Значит, Констанция хочет, чтобы ее нашли… Верно?
— Да. Или нет… Бог ее разберет!
— Похоже, она и сама ничего не разберет. Наверное, из-за этого и все ее вопли. А мне плевать. У меня дом крепкий — из кирпича. Мой — уж точно устоит.
— У других что-то не очень устоял.
— У первого мужа, у Калифии и у братца?
— Боюсь, это слишком долгая история.
— И путь до дома ваш далек?[478]
— Да.
— Только вот не надо строить из себя бешеную курицу — куда меня посадят, такие я и снесу яйца… Красный галстук? Будут красные яйца. Синий ковер? Вот вам синие. Розовый лифчик? Розовые… Как я. Видите вон ту клетчатую простыню?
— Клетчатую?
На самом деле простыня была белая — и я сказал ему об этом.
— У вас плохое зрение… — Он уставился на меня. — И вы, уж точно, слишком много болтаете. Вы меня утомили. Всего хорошего… — Веки его захлопнулись.
— Но, сэр…
— Я занят, — пробормотал он. — Как меня зовут?
— Фейджин, Отелло, Лир, О’Кейси[479]
, Бут[480], Скрудж…— Да-да-да-да… — И он захрапел.
Глава 36
Такси отвезло меня обратно к морю, в мое бунгало с видом на океан. Я должен был все переварить и обдумать.
И тут в мою дверь словно ударил отбойный молоток: бумс!
Не дожидаясь второго удара, с которым она вылетит к чертям, я бросился открывать.
Луч фонарика, бьющий сквозь бриллиант дверного глазка, чуть меня не ослепил.
— Наш пламенный привет Эдгару Уоллесу![481]
Давай уже, открывай, ты, мудила! — раздался голос из-за двери.Я чуть не провалился сквозь землю от такой наглости — назвать меня Эдгаром Уоллесом, поставить рядом с этим дешевым статистом из массовки!
— Кого я вижу — Фриц! — выкрикнул я, открывая дверь. — Давай уже, заходи, от мудилы слышу!
— Захожу, захожу!
Фриц Вонг прошелся по ковру так, как будто выбивал из него пыль или разнашивал армейские ботинки. Затем со скрипом остановился, и, выхватив откуда-то из воздуха монокуляр, уставил его прямо на меня.
— Постарел! — радостно воскликнул он.
— Ты тоже! — парировал я.
— Нарываешься?
— Учусь у тебя!
— Осади лошадей.
— Ты первый начал! — набычился я. — Сам-то понял, кем ты меня обозвал?
— А что — Микки Спиллейн[482]
было бы лучше?— Да пошел ты!
— Ну, а если… Джон Стейнбек?
— Ладно, пойдет… Только не ори — достал уже.
— Вот так нормально? — Он перешел на шепот.
— Нет, все равно громко.
Фриц Вонг громогласно расхохотался.
— Узнаю своего ублюдка-сынка!
— Узнаю своего сифилитика-папашку!
Неистово гогоча, мы сцепились в железной хватке, которую принято называть дружескими объятиями. Фриц Вонг вытер глаза.
— Ладно, с формальностями покончено, — прорычал он. — Как ты?
— Скорее жив, чем мертв. А ты?
— Жив, но с трудом… А где жратва — что, проблемы с доставкой?
Я вытащил пиво, которое привез Крамли.
Фриц заглотнул едва не полстакана и поморщился.