– Идешь к Разрушенной Цитадели? Или к Бастиону? – спросил он спокойно, но с долей обычного лукавства. В этом он чем-то напоминал Ларта-короля, даже уголки губ так же приподнимались, а вот застывшие глаза придавали сходство с Лартом-изгнанником.
– Куда-то иду, – сдержанно, со скрытой обидой ответил Рехи. Говорить все горазды, а в самый опасный момент никто не появляется, только испытывают для своих зловещих планов.
– Определись уж – куда, – вздохнул Сумеречный. – Это важно.
– Что важно? Вы мне сказали еще в деревне: освободись от всего, чтобы умереть, – язвительно передразнил Рехи.
– Митрий так сказал. Меня там не было. Да, он и нам так говорил когда-то. И мы освободились, – Сумеречный порывисто вздохнул и скороговоркой добавил: – Отдали все, забыли отца и мать, забыли собственные имена до посвящения в тайны этой силы. Стали всем и ничем… А ты-то хочешь такой судьбы?
– Нет, ясное дело.
В Рехи закипала ярость. Стоило ему выбраться из деревни полукровок, стоило забыть о мольбах, как кто-то из провожатых непременно появлялся. Не вовремя. Все не вовремя, как и их нелепые просьбы с обещанием великой миссии. Разум погружался все глубже в сон, непростительно отдалялась реальность, в которой пленник готовил побег. Но вырваться из забытья у Рехи не хватало сил, да и слишком много оставалось вопросов.
– Не хочу я вашей свободы, – отозвался он после некоторой паузы. Но Сумеречный лишь кивнул, темные глаза азартно блеснули.
– Свобода не залог спасения, – сказал он. – Иногда ее недостаточно, иногда намного лучше бояться потерять тех, кто дорог. Если есть чем дорожить, то можно и мир спасти. А так… во имя чего-то великого и неизведанного, во имя всех – на деле во имя никого. Все только на словах. В итоге все рушится. А почему? Потому что в свободе нет смысла без привязанностей, без любви. Свобода – это пустой колодец. Можно накидать в него песка да камней, а можно заполнить чистой водой.
Смутный образ пришельца в дырявой бурой хламиде с капюшоном почти растворился в дымном воздухе. Хорошую же себе шкуру отхватил Сумеречный, толстую и гибкую. Рехи сначала даже позавидовал, но потом засомневался, насколько очередной призрак пустыни вообще обладает телом.
– Вот же явился… Что ж без Митрия своего? – фыркнул Рехи. – И чего в видениях? Ларта боишься? Не бойся, он связан. Наверное.
– Да кого уж мне бояться, – вздохнул Сумеречный, садясь напротив на… на камень? На песок? Вокруг царила непроглядная мгла, высился лес мертвых линий, искажавших очертания предметов.
– Что ты такое? Страж Вселенной… Это ты наслал разлом и огонь на деревню полукровок? – спросил Рехи. Отсутствие Митрия развязывало дерзкий язык. По крайней мере, Сумеречный ни к чему не призывал. В чем-то они даже соглашались и понимали друг друга.
– Нет, не я.
– Двенадцатый? – догадался Рехи.
– Он. Он, – сокрушенно кивнул Сумеречный. – Это он играет так в своей агонии: то там, то тут разлом или извержение устроит. Вот если два великих вулкана рванут, так все вы распадетесь совсем, пополам расколетесь да в отравленном море потонете вместе с последним материком.
Рехи не видел общей картины, не представлял, в каких масштабах мыслит Сумеречный. Мир – это что-то очень-очень большое. Материк, наверное, поменьше, но тоже большое место, где они все копошились. Но ясный вывод следовал один: если Двенадцатый продолжит развлекаться, то им всем настанет конец. Пожалуй, существовала вполне конкретная цель похода к Цитадели. Рехи все лучше чувствовал ее. Но ведь он сам управлял линиями мира, во время битвы они прекрасно сработали. Возможно, удалось бы «сшить» расколотые вулканами половинки.
– А я умею насылать огонь или останавливать его? – поинтересовался Рехи, представляя, как вызывает ураган или огненный шторм.
– Нет, – тут же осадил Сумеречный, но улыбнулся: – И в этом твоя сила.
– В чем же тут сила?
Сумеречный Эльф печально вздохнул и прикрыл глаза. Он откинулся куда-то назад, повиснув в вязкой темноте, и после томительного молчания ответил:
– В том, что ты еще остаешься человеком. Если переселишься на уровень линий, не станешь прежним. Сила-то будет много выше, но какой ценой? Пока ты еще остаешься человеком.
– Эльфом, – поправил Рехи. Тот невозмутимо продолжал:
– Ах да, эльфом. Но я говорю о человеке как о существе, наделенном разумом и свободой воли. А семарглы пытались отнять ее. Двенадцать Стражей Вселенной – двенадцать существ с божественной силой, способных спасать и разрушать миры одним мановением руки. Разве только из мертвых не умеют воскрешать. Прекрасная управляемая Вселенная, где каждый неверный шаг в каждом мире предугадывается и устраняется. Для этого нам дали всезнание. Только вот куда полезли, спрашивается, семарглы? Митрий… Возомнили себя лучше всех, умнее, добрее, справедливее и могущественнее? На деле все та же гордыня – первый грех. За что мы и поплатились, мозги-то расплавились почти у всех, как у Двенадцатого.
– И у тебя?
– А не видно?