Голод Рехи

«Белые линии не хотят убивать. Иначе они становятся черными. В этом крылась ошибка лилового», – осознал Рехи, не представляя, как прорваться через скопление обращенных. Воздух незримо горел и взвивался сотнями грязных веревок. Они тянулись хороводом к Саату, который заставлял то одного, то другого прислужника из толпы выкрикивать громкие призывы. Затем их подхватывали остальные, которые еще мыслили самостоятельно, но выглядели так, словно их тоже обратили. Рехи давился отвращением.

«Ничего, скоро вы возненавидите и меня! Я не вернусь во дворец, я не вернусь в это скопище ходячих трупов! Любой ценой! Ларт не вернется. И Ларт… Ларт не умрет! Даже если я вместо него останусь на помосте возле палача!» – кричал немо Рехи, и толпа растворялась для него, превращалась в колышущееся море. Стоило ли спасать этот грязный поток, подобный стокам в канавах? Всех этих безликих созданий? Рехи предпочел не задумываться. Одно понял: он хотел бы показать Натту совсем другой мир. Без этих кровожадных скопищ народа, без плах и виселиц, без хитрых интриг. Да разве существовал когда-то такой мир?

Крики толпы проходили через тело ознобом, и Рехи замирал в паланкине, пока его несли к месту казни. Не его казни, чужой. Но разве чужой? Разве их разделяло хоть что-то, чтоб не считаться единым измученным созданием, выставленным на потеху пред разверстой пастью?

Рехи сжимал кулаки и гордо вскидывал голову. Главное, чтобы колени не дрожали, главное, чтобы вой не кривил запекшиеся губы. И пусть Саат обо всем догадался, пусть вел беспощадную игру, но он не запрещал смотреть. А значит, не запрещал действовать. Белые линии ему не подчинялись. Но ныне их не чувствовал и Рехи. Он искал их легкие паутинки, а находил лишь пронзающий взгляд Ларта.

«Ну пойми же ты, Ларт! Пойми! Я не предал тебя! Никогда не предавал! Трехногий ты ящер, не глупи!» – кричал Рехи, сгорая от стыда и негодования. И вот Ларт улыбнулся самым краем губ – он разгадал опасную уловку. Или с самого начала подыгрывал? Рехи обрадовался – напрасно, мимолетно: Ларта уже подвели к эшафоту.

– Нарушая традиции нашего славного священного культа имени бога нашего Двенадцатого, мы предадим публичной смерти это мерзкое отродье, плод противоестественного соития человека и полукровки. Пусть это послужит для вас, о подданные, назидательным примером! – зачитал приговор Саат.

«Он запрещает полукровкам и людям заводить детей! Точно, ведь так его разоблачат. Умно, конечно, умно, – заметил Рехи, но тут же размышления смела новая волна бессильной паники. – Проклятье, что же делать? Что мне делать?!»

Он ерзал в ловушке, точно ящер, загнанный в тупик узкого ущелья. Безликий палач – один из обращенных – занес острый топор, когда Ларта кинули головой на растрескавшийся камень плахи. Осталась с прошлых времен, когда короли на потеху такой же толпе губили неверных. Порою за дело: за бесчинства или преступления. Порой ради собственной гордыни. Ларт оказался в числе вторых. И Рехи не мог потерять его. Тысячи вселенных слились воедино в лихой улыбке в четыре клыка. Ларт сразу все понял, он лишь подыгрывал до последнего своему пустынному глупцу, который все не мог найти линии. Да где же они? Где Сумеречный? Где все?

Вокруг только кокон черных сплетался вокруг Саата мятым пергаментом с кровавыми знаками. Рехи вновь остался один на один с огромной стихией, и воля верховного жреца, воплощенная в воле толпы, оказалась страшнее урагана. Все слилось, как в начале времен. Мир живых и мир линий, улыбка Ларта, казалось, не замечающего последнего приказа палачу.

Почему встреча случилась только теперь? Надежда на грани потери открывала врата вечности, застрявшей в секунде. Рехи гнался сквозь миры, чтобы сделать хоть шаг к плахе, сбить колпак с палача и стряхнуть с себя путы черных линий, которые тянулись щупальцами от Саата. Напрасно. Тело не двигалось, никто не приходил на помощь. Почему же всегда должно быть так трудно? Так невыносимо тяжело?

Возможно, глупый пустынный эльф на самом деле ничего не умел. Вновь в душу заползло трусливое сознание бесполезности, вновь навесило гири на запястья и лодыжки. Червь сомнений ввинтился в рассудок, мутя его тревожным осмыслением вещей: Саат позволил выбраться из кокона в комнате мертвых, чтобы в тронном зале показать Ларта.

Линии больше не появлялись. Прояснившийся взор таял в отрешенной сонливости за гранью ужаса. Рехи всех терял, всегда. Возможно, его судьба – это сплошные потери, как у лилового собрата триста лет назад. Но здесь был Ларт!

«Пусть над хаосом лиц плывет моя вера в тебя», – пронзило сознание тонким отзвуком далекое эхо. Оно отразилось прикосновением свежего ветра и запечатлелось отблеском в прозрачно-синих глазах. Ларт все еще улыбался, а палач уже был готов, острый полумесяц топора закрывал полнеба, занесенный отточенным лезвием, как рок, как рука самой вечности.

– Нет!