— Двенадцатый, защити нас! — молили выжившие полукровки. Только в самый темный час они обратились к старым богам. Один Рехи ведал, что бог его мира никакой не бог, а невесть что. Да и существовал ли где-то… иной? Если все это происходило со всеми ними, если они настолько упивались жестокостью. А теперь не менее жутко расплачивались. Или воздаяние — лишь сказка стариков? Возможно, никакие события не имели связи. Но каким совпадением объяснить, что вновь перед Рехи стоял Ларт? Его Ларт.
— Никто не следит за нами, никто не направляет! — кричал исступленно опальный король. — Этот мир проклят его создателем! Проклят его болью! Его безумием!
И Рехи лишь соглашался, недвижимо застыв поодаль. В какой-то момент захотелось вновь сбежать, кинуться прочь. Не вдыхать смрад обожженных тел, не приходить на помощь тем, кто мучил и собирался съесть, а главное — не смотреть в бледно-синие пугающе расширенные и неподвижные глаза Ларта. Взгляд его ощупывал пустошь, но некоторое время даже не замечал Рехи. Потом Ларт сморгнул, его брови сошлись к переносице, губы искривил жестокий оскал.
— Ну что, пришел позлорадствовать? — глухо отозвался он. — Пришел поглумиться над падшим королем? Вот он, мой народ.
Показалось, что эти с виду спокойные слова пронзили землю, и она вновь загудела, заходила зыбучим песком. Рехи переступил с ноги на ногу, потому что почва уходила, как ему показалось.
— Вот и все, кто выжил… Вот и все, кого я вытащил, — уже обращаясь к себе, пробормотал Ларт. Тогда-то Рехи обратил внимание, кто безвольной тряпицей повис на плече опального короля исчезнувшего племени.
При иных обстоятельствах, наверное, не удалось бы узнать обгоревшую женщину. Кожа ее покраснела, покрылась волдырями, местами обуглилась, на левой ноге в окружении черного пласта спекшегося мяса, кажется, проглядывала кость. От остатков белых волос и бровей несло паленым. Хотя хуже пахли, конечно, многочисленные раны. И все же чутье не могло подвести. Это была она.
— Телла… Надо помочь ей, — неуверенно протянул Рехи. Почему же Ларт вытащил именно ее? Ее, зачинщицу проклятого бунта. Ее, затаившую бесконечную злобу на всех, кто держал в рабстве. Хотя если бы не она, если бы не побег из деревни, то Ларт не отличался бы от полуживых угольков, в которые превратились последние пять полукровок.
— Ей уже ничем не помочь… — выдохнул Ларт и с какой-то необъяснимой нежностью погладил умирающую по волосам. Она оставалась в глубоком беспамятстве. Рехи заметил, что правый бок ее начисто распорот, как будто неким острым предметом. Возможно, мечом. Не Ларт ли нанес эту рану? Да вряд ли. Если бы намеревался уничтожить мятежницу, доказывая свою власть, то уже убил бы.
Ларт опустился на одно колено, положив Теллу на песок. Он всматривался в ее неподвижное лицо, которое вскоре исказила гримаса невыразимой муки. С распухших губ сорвался не крик, а едва уловимый хрип боли. Горло Теллы страшно распухло, набрякло множеством волдырей. Ларт устало покачал головой, и вновь провел по щеке мятежницы. Зачем? Почему? Ведь она стала причиной их злоключений. Но в великом пожарище, извержении, которое поглотило деревню, не нашлось ее вины.
Вновь все сравняли великие силы, неподвластные суетливым маложивущим созданиям. Уже не существовало королей, изменников, всадников… Великим исходом всего застыли последние подданные Ларта рядом с опальным королем, который безмолвно рассматривал мучения Теллы. А потом одним резким движением дернул ее шею в сторону.
Обугленные ноги несчастной дернулись пару раз, вскоре тело обмякло. Так его покинула жизнь, в муках и корчах. Ларт же выпрямился и воззрился на Рехи, словно обвиняя его в чем-то. В чем же? В побеге? Почему-то казалось, что вовсе не в нем. Как будто неудачливый Страж Мира вызвал разлом. Как будто все негласно ведали страшную тайну, но ее безобразие никак не облекалось в слова.
— Зачем… Зачем ты это сделал? — бесцветно спросил Рехи. Непроизвольно он испытывал сочувствие. Телла, которая свергла Ларта, слишком мало напоминала эту, разломанную, напоминавшую больше раздутый воспаленный кусок мяса, нежели человека. И все-таки еще мгновение назад в ней трепетала жизнь.
— А что надо было? Чтобы она дальше мучилась? — угрюмо отозвался Ларт, но яростно воскликнул, размахивая руками: — Посмотри! Посмотри на нее! Она только мучилась всю жизнь!
— Ты убил Теллу, — все так же отзывался Рехи. На него напал ступор. Реальность уплывала далеко-далеко, все выглядело сном. Возможно, весь его мир — это лишь страшный сон жреца в лиловом. Он проснется где-нибудь в тенистых садах у фонтана, найдет Мирру, признается ей в своих чувствах. А потом убедит Двенадцатого не рушить мир. Да, Рехи — лишь сон жреца в лиловом. Не иначе. И от этой мысли делалось даже смешно. Один Рехи снился сам себе, другой стоял в замешательстве перед Лартом, который беспощадно отвечал:
— Да, убил.