Голод Рехи (СИ)

— Ларт, — только благодарно выдохнул Рехи. Опять этот трехногий ящер лез со своими прожектами, но теперь вроде бы придумал что-то дельное. Потом до Рехи дошло, что это его собственный план, который он все это время считал предерзким проявлением мести. Это что же получалось? Теперь Ларт сам предлагал питаться им? Странное сочетание голода и дружбы. Рехи крепко задумался, бывает ли голод дружбы. И как это вообще. Но желание жить велело двигаться вперед, высматривая среди камней маленьких ящериц или хотя бы червяков.

На покрытой черной пылью земле ничего не росло, и никакие твари не делали нор в отравленной кислой почве. Но все же Ларт поймал парочку сомнительных жуков, чему несказанно обрадовался и отправил их в рот. Хоть бы не отравился.

Рехи краем глаза следил за ним, отмечая, что спутник достаточно окреп после недавнего возвращения из мертвых. «А когда я дойду до Цитадели, меня не вернут», — подумал он, пожелав всем известным ему силам вроде семарглов, чтоб им солнце на головы упало. Представилось, как сгорают и обугливаются белые перья. Те, кто носят сверкающий плащ, не всегда несут справедливость. Да и нет ее, есть удобный порядок вещей. И Ларт рядом. Он шел, прекрасно осознавая гибельность этого странствия.

На мгновение Рехи остановился среди валунов, понимая, что они преодолевают невозможные препятствия только для того, чтобы Митрий исправил свою давнюю ошибку. Нет уж, Ларт точно не заслужил смерти во имя чуждых ему сил. Впрочем, тут же пришла мысль о поисках Лойэ, и все встало на свои места. Приятнее считать, что не ради мести, а ради любви Рехи брел между гор по перевалу, пробираясь все выше и выше. Так легче дышать, так правильнее ступают ноги. Что до желания дать в морду Двендцатому… Так оно никуда не девалось. Хорошо бы еще Митрию. А Сумеречному — как повезет. Это создание вызывало, пожалуй, даже симпатию. По крайней мере, бесило не больше Ларта. Да и помогало почти столько же.

Горы встретили их многочисленными перевалами и пронзительными ветрами. Карабкаться наверх оказалось нелегкой задачей, хотя Ларт выбирал самые пологие тропинки, вспоминал их и отличал по давним приметам.

— Сюда, Рехи, сюда, — звал он, если случалось отстать. Больше он не обзывал спутника «эльфом», окликая только по имени. А еще улыбался, обезоруживающе тепло. Он не заслужил всех выпавших ему страданий и унижений, вероломным его сделал их мир. Рехи хотелось выть и рвать неправильные линии мира, как это делал Сумеречный во сне. В конце концов, лекари тоже ножами вскрывали фурункулы и нарывы, чтобы больной не загнулся. Может, и с их миром так же. Только вскрыть надлежало черепушку Двенадцатого с протухшими в ней мозгами. Да еще эти разговоры про единственное оружие, способное убить Стража Вселенной.

«Что если я — меч? Просто превратился в эльфа по велению линий. Вон у Сумеречного меч тоже менялся, как вздумается», — подумал Рехи и оступился, но тогда же крепкая пятерня Ларта сомнулась на запястье, возвращая к реальности.

— Не зевай!

Что стоило теперь сбросить спутника, подставить подножку и отправиться на все четыре стороны? Да запросто. Но Рехи знал, что друг уже никогда его не предаст, поэтому почти без боязни пробирался через горы следом за ним.

Их окутывали туманы и пыльные вихри, несущие каменную пыль. Вскоре совсем близко к пикам гор подступила дымка облаков. Не такие уж плотные они оказались, хотя с земли представали самой настоящей крышкой. Много удивительного насмотрелся Рехи, узрел переливы разноцветных горных пластов, причудливые колючки, пробивавшиеся между камней, незнакомых мелких ящеров и пустошь у подножья. Бесконечную унылую пустошь.

— И тут-то мы живем.

— Какой мир дали, в таком и живем, — отзывался Ларт. Освобождение от оков вернуло ему подобие былой веселости. — От нас зависит, какой он станет.

— Я бы не был так уверен.

— Думаешь, все твой Двенадцатый? Так мы ему по морде дадим. И все! Наш мир, — подбадривал в духе спутника Ларт, а Рехи уже давно сомневался в собственных словах. И все же неумолимо брел вперед.

Множество шершавых камней служили им и тропой, и постелью на коротких ночевках. Снов и правда не приходило, Рехи устало приваливался к Ларту, а затем попадал только в смутный мир линий, изрубленный лес. С каждым днем там оставалось все меньше гнили. Значит, Сумеречный Эльф сделал все правильно, значит, знал, что и как рубить. Рехи не ведал ничего, и собственное невежество впервые угнетало.

— Знание — сила, — донесся голос, когда Рехи в очередной раз прогуливался по миру линий, колыхавшемуся смутной пляской теней.

— Но сила не свобода. Мне бы свободы от всего этого, — отозвался ему в тон Рехи. Он постепенно привыкал, что кто-то читает его мысли, улавливает тревоги и действительно отгоняет Двенадцатого.

— Свобода — это миф, чтобы ты отказался от самого себя. От жизни, от любви, от привязанностей и собственных целей. Все ради помощи всем и каждому. Но если ты отказался от самого себя, кому ты поможешь? Если ты себе не помог.