— Ты должен защищать мир, а не город, — с подлинной скорбью объяснил Двенадцатый. Лучше бы не болтал, а сам помог. Хотя в те моменты он не казался опасным безумцем, до которого сложно добраться даже его «создателю» и другому Стражу Вселенной.
— Я защищал Мирру, — сквозь зубы пробормотал лиловый жрец. Он нарушил все законы ради своей любви. Рехи посетила ужасающая догадка: осознано или под действием порыва, жрец выпивал силу не врагов, а своего учителя. Исковерканные линии приносили больше разрушений, приближая к победе. Шел жрец не из ненависти и жажды уничтожения живого, но все же за ним стелился кровавый след. Он и не замечал, как много на улицах беспричинно упало замертво людей, как много зданий объял огонь. Конечно, все натворили злокозненные пираты. Только пираты. Но если бы… Жрец не видел, а Рехи со своего шпиля слишком четко охватывал картину корчащегося в мучениях города.
— Ты должен защищать мир. Не развязывать войны, а прекращать их! Ты сделал только хуже, посеял лишь больше ненависти и раздора, — проревел завыванием ветра голос.
— Я защитил Мирру, — упрямо отозвался жрец, вскидывая поседевшую голову: — А иначе в твоем мире нет смысла.
— Непокорный глупец, — пророкотал вместе с небесным громом далекий голос.
— Пусть так! — не согласился лиловый жрец, растеряв всю свою былую покорность. Через миг его спину пронзила дикая боль: один из уцелевших пиратов обошел его со стороны и вонзил кинжал промеж лопаток.
— Видишь, что бывает, когда сеешь ненависть?
— О! Проклятое племя! И вас-то защищать? — взревел жрец, неестественно выворачивая руки и с силой выдергивая клинок подлеца. Хлынула кровь. Он еще взмахнул линиями, но глаза застилала тьма. Кто-то кричал: «Несите его в замок! Лекаря-лекаря!» Но Рехи слышал только густую, как деготь, непроглядную мглу.
Она залепляла глаза, затекала в уши, заполняла легкие, как темная вода источника под горой. Не оставалось ничего, кроме бездонного колодца.
«Ларт, я тону!» — закричал бы Рехи, но язык не принадлежал ему. Что-то отвратительное и страшное обволакивало его со всех сторон. Вода лучше, вода смывает грязь. Здесь же растворилась бесконечная темнота, само ее воплощение. В ней лишь проскальзывали змеями искаженные линии. Сон соединился с реальностью, с тем местом, где обитал теперь Двенадцатый. Рехи догадывался, почему в Цитадели никого не находили, и красный маяк видел лишь он: развенчанный Страж остался в мире линий, в этом черном лесу, о который жег руки даже Сумеречный Эльф.
— Проклятье! Рехи! Ты меня слышишь? — донесся откуда-то издалека голос. Возможно, это Ларт звал, хотя нет, хриплые надсадные интонации принадлежали кому-то другому.
Рехи пошевелился, взмахивая руками и ногами, изо всех сил балансируя на грани сознания, чтобы не утратить себя. Линии же буравили разум, проникали в него, выполаскивая мысли. Оставалось лишь алое свечение и боль жреца в лиловом, смешанная с его гневом. Донесся лязг стали, прокатился новый раскат, точно врезались колоссальным лезвием в скалу.
— Тринадцатый! Уходи! Ты… ты разрушитель! — взвился Двенадцатый Проклятый. Вот и встретил он следующий номер, своего извечного врага. Сам придумал, сам убоялся, сам возненавидел. Разве иначе случались войны? Разве по иной причине братья резали друг друга? Как и эти двое уцелевших по нелепой случайности мироздания.
— Это ты проклял самого себя. Посмотри, что ты сделал с миром! — негодовал Сумеречный Эльф. Рехи уже различал его очертания, из-за леса темных линий проступал силуэт. Он сражался, расправляя черные вороновы крылья. Рядом с ним маячила смутная тень в грязно-фиолетовом одеянии. Почему фиолетовом? Наверное, жрецы рядились в честь своего божества, чтобы легче самих себя обманывать.
— Нет! Это не я! Это люди! Это все они! — задребезжал нечеловеческий голос. Сумеречный Эльф обрушился на противника с мечом наголо. В клинке плескалась неведомая сила. Наверное, он тоже состоял из линий, оттого менялся по велению хозяина, обращаясь то в копье, то в два коротких кинжала, когда требовал очередной прием. Эльф задел Двенадцатого раза два, чиркнул вдоль плеч. Вместо крови выплеснулись черные хлопья копоти.
— Не люди, а ты. Ты взял под опеку всего один мир. Один! Семарглы верили, что ты станешь Стражем Вселенной. Сотен миров.
— Семарглы ошибались! Во всем ошибались! — ревел Двенадцатый, пока Сумеречный остервенело резал искаженные линии мира. Из них, как из разорванных артерий, хлестала вязкая гнилая кровь. Верно все делал — руками такое трогать не стоит. Пожалуй, и в морду Двенадцатому лучше не кулаком вмазать, а камнем что ли… Рехи не оставлял эту безумную идею. Она служила кратким выражением всего, что давало ему силы стремиться дальше. Сумеречный доказывал стремительным поединком, что даже неудавшихся Стражей Вселенной возможно ранить. Он с силой навалился на Двенадцатого, метя тому в сердце длинным копьем с серповидным наконечником. Но загнутое лезвие прорезало воздух.