Голод Рехи (СИ)

Но слова для Рехи тонули и клубились безразличным гулом отдаленных барабанов. Так созывали знамена на бой в далеком городе, так стучало в висках у лилового жреца, когда он оборонял крепость. В голове нарастали голоса, клубились и маялись, желая найти слова, чтобы выразить сотни чужих переживаний, выстраданных три сотни лет назад. Вновь донесся призрачный едва различимый голос:

«Важнее цели порой путь.

Себя бы только не спугнуть.

И может, цели вовсе нет,

А, может, в цели скрыт ответ.

Но сбиты ноги до костей

В краю несбыточных идей.

Без поисков в краю зеркал

Он тихо бедно умирал.

Другой бежал, но позабыл,

Что цель иссякла, и без сил

Он падал на сухой песок,

Утратив смыслы между строк.

А третий в суете земной

В пути искал оброк земной

Для душ бредущих в никуда,

Иль, может, в небо навсегда.

Так путь стремился сквозь песок,

И каждый вынес свой урок».

Рехи недовольно сморгнул, поймав несколько мгновение полнейшего ступора. На пустоши они стоили бы жизни, если бы не спутник. Ларт снова выбился в главные, снова вел и направлял. Рехи же так — инструмент в игре высших сил. Он искал Лойэ, а все остальное ему навязывали чужие голоса, как и этот. Один из многих. То ли из прошлого, то ли… Пожалуй, из настоящего, отдаленный, как эхо обвала, но принадлежащий этому жестокому времени. Странно, ведь Двенадцатый проклятый обращался иначе, а его служители почили во мраке веков.

«Лиловый жрец не мертв», — догадался Рехи, хотя слишком смутно, чтобы связать с остальными загадками, которые так щедро подкидывала судьба обычному пустынному эльфу.

— Рехи, ты меня слушаешь? — Ларт помахал ладонью перед лицом. Рехи облизнул пересохшие губы и честно ответил:

— Нет.

— Понятно, — с толикой обиды скривился Ларт. — Ты слушал… Кого из них?

— Лилового жреца. Стража Мира.

Друг понимающе кивал, он уже знал обо всем, он уже все понимал. И предназначение Рехи не пугало его, как будто теперь именно в этом он нашел высший смысл. Не хотелось думать, что он согласился с целями семарглов.

— И что он говорил?

— Ничего полезного. Что-то о пути и… это… каким-то опять мудреным словом называется… Сти… Сте… Стя…

— Стихи? Стихи он тебе читал что ли? — присвистнул Ларт, как будто ревнуя. — А баллады под лютню не исполнял?

— Ларт! Я серьезно. Да, стихи. Так уже случалось. Мне кажется, это осколки его памяти пробуждаются во мне. Или он так пытается говорить.

— Полезное что-нибудь?

Ларт оставался неизменно практичным. Его не оставила мысль, будто с силой Рехи возможно изменить мир к лучшему, перевернуть существующий жестокий порядок. И не обязательно вот так сразу приносить себя в жертву. В качестве доводов он припоминал все случаи использования линий в деревне и, конечно, во время памятной битвы в ущелье.

Но он напрасно надеялся, что лиловый жрец через столетия пошлет какие-то тайные знаки. Рехи изначально знал, что вся эта свора фантомов слишком безумна, чтобы помогать друг другу. По его простому разумению, им всем не доставало обычного взаимопонимания и умения договариваться.

Вот с Лартом же получилось! А в первую встречу они хотели друг друга убить. А потом… Потом все как-то перемешалось, но ныне прояснилось и согревало, умаляя тяготы странствия.

Так что мешало Двенадцатому просто поболтать по душам с Тринадцатым, выяснить, что они там не поделили? Не за кусок мяса дрались столько лет. Вот при дележке мяса все понятнее, там говорить не о чем. А что у них случилось — непонятно. Да что толку: от их дружбы или он их склок неизбежно рушились миры. Полезных добрых существ Проклятыми не назовут. Хотя Рехи подозревал, что прозвище выдумал Митрий, а к нему-то он относилось в первую очередь. «Теперь еще стихи эти, тьфу, к ящерам», — подумалось Рехи, и он ответил небрежно:

— Нет. Ни разу. Не как линии использовать.

— Вот стервец, — в тон кивнул Ларт и ободряюще хлопнул по плечу: — Зато я полезный! Я твой проводник настоящий, а не этот лиловой-как-его-там. Пойдем, мы близко к Бастиону.

— Ларт, ты точно готов вернуться?

— Готов, — без колебаний отозвался собеседник, пока они спускались по отрогам и пологим холмам. — В Бастионе прошли лучшие мои годы. Чего не скажешь о том, что со мной творилось за этими горами. К тому же осталось несколько человек, с которыми я бы поквитался. Возможно, ты мне поможешь.

— Хочешь отомстить за смерть матери и учителя?

— Ты ж догадливый эльф. Да, так что, может, я вовсе не тебя веду, а свою месть ищу.

— А и пожалуйста. Месть всяко понятнее жертвы.

Вновь что-то скрутилось тугим узлом, натянулось струной, заставляя выпрямиться наподобие клинка. Одновременно к горлу подкатил тугой ком ужаса и обреченности. Взгляд завяз под запрошенными пеплом ресницами, пустошь подернулась каймой нечеткости. Рехи пошатнулся, но Ларт вовремя одернул:

— Ну как сказать. Ты не думай о жертве, лучше просто иди.

И Рехи просто шел, уговаривая себя, что их путь закончится ровно в Бастионе. Он еще сопротивлялся внешне, но где-то в глубине души уже всецело принял окончательную цель своей жизни, хотя наваливалась тяжелым гнетом ее бессмысленность.