Голод Рехи (СИ)

В начале им все же пришлось вернуться к Бастиону. Рехи искал Ларта, сновал по развалинам, перебирая тела убитых. Но потом земля вновь загудела, и Рехи испугался, что вновь полетят огненные камни. Вой Пламени угрожающе ворочался во сне, обещая скорую расправу уцелевшим, которые разбежались по пустоши кто куда. Возможно, кто-то двинулся и в сторону поселения Лойэ. Но они не попадались на пути по бездорожью.

Чаша Бастиона распростерлась замкнутым бесконечным кругом, который лишь с высоты хребта казался маленьким блюдцем, а на деле оказался обширным щитом, засыпанным пеплом.

Рехи забрал их Бастиона достаточно тряпья, чтобы замотать себе и Инде лица, подобрал несколько кинжалов и нацедил крови из остывающих трупов. Но хватило лишь на короткое время. Потом их путь отмечал невыносимый тягучий голод, пронзающий внутренним хладом.

Инде согревала спину, Рехи неизменно нес ее, когда девочка уставала. От нее исходил теплый человечий запах, но не проскочило даже мысли о том, чтобы вкусить ее кровь. Для нее Рехи охотился на мелких ящеров. Из-за нее питался сам их же кровью, холодной, не подпитывающей по-настоящему силы. Слюна во рту сделалась вязкой, в ногах и руках поселился неизменный холод. Он замерзал, как чудак из деревни, отказавшийся однажды пить кровь людей. Наверное, наслушался рассказов адмирала, проникся ими и осознал весь ужас и всю неправильность такого способа утоления голода. Как Рехи ныне. Зато несчастный чудак еще не догадывался, что обрек себя на медленное замерзание. Рехи же все знал, сознательно выбрал. Он надеялся добраться до поселения Лойэ и утолить голод кровью животных. Успеть бы, ведь там его ждали. Наверняка ждали. А если нет — значит, и не суждено дойти.

В долгие дни переходов и коротких стоянок Рехи больше занимала Инде, нежели собственные иссякающие силы. Хотя с каждым тускло-красным рассветом все тяжелее открывались глаза, все неохотнее дрожащие ободранные ноги поднимали для нового перехода.

— Ночью никто не появлялся, — честно отчитывалась отважная Инде. — Все было спокойно!

— Инде, ты несла караул? — удивлялся Рехи. Он-то предполагал, что сил маленькой девочки не хватит. Но Инде бдительно прислушивалась и присматривалась к пляске ночных теней, когда наставали ее часы бодрствования.

— Да.

— Ну, вот и умница. Теперь тебе надо поспать.

Рехи взваливал спутницу на плечи. Инде проваливалась в тяжелое забытье на несколько часов. Ночью они менялись, будя друг друга, чтобы не попасться ящерам или врагам. Остатки культа могли скрываться где-то в горах. Но на счастье никто не появлялся. Возможно, они окончательно прозрели и искали другой путь, не связанный с сумасшедшим поклонением фальшивым идолам и местью за их падение.

— Рехи, я есть хочу, — вздыхала Инде, когда они не находили даже крошечных ящериц. Тяжелее всего ей приходилось, когда не доставало воды. Рехи научился собирать выпадавшую на камнях росу, хотя ее хватало на слишком короткое время. Но и эти капли превращались в драгоценный подарок. Инде искренне радовалась, даже хлопала в ладоши, приговаривая:

— А так же делала Лойэ!

— Много же умеет Лойэ.

— Нет, она сначала не умела. Ее Санара научила!

— Много же умеет Санара, — подыгрывал Рехи.

Потом Инде обычно рассказывала, как они шли через горы; как скрывались от преследования одичавших полукровок, которые откололись от племени Ларта; как сидели два дня к ряду на высоком камне, ожидая, когда уйдут караулившие внизу ящеры. Много повидала Инде, много ей пришлось вытерпеть, не по возрасту много. Рехи тоже вспоминал, как в раннем детстве выкапывался из-под песка, как стремился урвать хотя бы каплю крови после охоты старших ребят — много картин всплывало в памяти. Особенно, когда на сто перестрелов вокруг пейзаж не менялся. И воскресшие образы не радовали.

Рехи клялся себе, что Натт никогда не познает таких лишений. Его любили, о нем заботились. Не бросали, как Рехи, не изгоняли, как Инде. Для Лойэ сын превратился в центр нового мира. Для Рехи тоже, хотя он не был уверен, что повзрослевший на год Натт сумел выучить слово «папа». Они друг друга совсем не успели узнать. И как будто в искупление своего отсутствия возле Натта, Рехи заботился об Инде.

— Рехи, а мы дойдем? — спрашивала она. — Сколько еще?

— Я… Я не знаю, — отвечал растерянно Рехи. Каждый раз этот вопрос резал душу. Он не имел права признавать свое бессилие, но и врать во благо не умел.

На исходе третьей недели голод превратил его кожу в иссушенный пергамент, губы и щеки ввалились. Инде тоже истощала. Больше она ничего не спрашивала, все больше приникала невесомой былинкой к спине. Сон ее сменялся забытьем, и Рехи боялся, что не донесет девочку, да и сам не дойдет. Мысли застывали, как вязкая смола. Как же по этим бесплодным землям прошла Лойэ со скотом? Видно, знали другой путь. Они двигались как-то иначе, вдоль гор, но Рехи шел прямо на свет алых сумерек. Иного ориентира не находилось. Иногда важна только цель и самый короткий путь к ней. Но силы иссякали слишком быстро. На исходе третьей недели пустыню огласил не крик мятежника, а хрип отчаяния: