Голод Рехи (СИ)

— Не так будущее меняют, — грустно усмехнулся Эльф.

— А как?

— Хороший вопрос. С учетом того, во что здесь превратились линии мира.

Рехи поморщился от невольного воспоминания, вновь к пересохшему горлу подступила рвота. Да еще чернота на острое мгновение озарилась бесчисленными переплетениями фиолетово-сиреневых склизких «линий», они вились порванными веревками, щерились лапами гигантского паука. Они причиняли боль.

— Я тоже не знаю, что с этим делать, я тоже, — охнул Сумеречный Эльф, попытавшись дотронуться до одной из линий, но его немедленно что-то обожгло, он отдернул руку, прижимая ее к груди, съеживаясь и отчаянно ругаясь: — Проклятье! Тварь ты, Двенадцатый! С первого дня знакомства терпеть тебя не могу!

Рехи же в свою очередь потянулся к самой светлой, как ему показалось. Она напоминала прозрачный пузырь и слегка пульсировала. Пальцы не обожгло, даже наоборот — приятное тепло распространилось по телу. Но тут же сотни других разом зашипели и накинулись на единственную «светлую линию», она вздрогнула и погасла, а новая атака «неправильных» линий вышибла дух.

— Держись! — крикнул напоследок Сумеречный, пока Рехи давился новым приступом отчаянной тошноты. Ненавистные склизкие линии набивались в рот, хлестали по рукам и ногам, стягивали грудь, мешая дышать. Потом он очнулся на какое-то время, выплевывая вполне реальную слизь и желчь.

— Все тут заблюешь скоро! Устала тебя переворачивать, чтоб не захлебнулся! — доносилась сквозь тяжелое забытье ругань Лойэ. — Ящеры!.. Еще и руками размахивает тут!

Наверное, она имела в виду тот миг, когда Рехи пытался ухватить светлую линию. Почему-то ему казалось, что именно она вернула к жизни. И погасла. Пугало, что даже якобы всесильный Тринадцатый Проклятый испытал вполне реальную боль, попытавшись распутать лабиринт темных корней.

— Пора бы мне уже валить отсюда. Но ты же — это ты, — бормотала что-то Лойэ, срывалась на рык и одновременно снова гладила по голове. Ненормальная дикарка все-таки. А что бы в такой ситуации делала та самая Мирра из прошлого? Впала бы в панику? Позвала придворных лекарей? Ох, сколько странных новых слов вертелось в голове.

— Не надо было… отравленным клинком… — пробормотал с трудом Рехи, но снова потерял сознание.

Три смены красных сумерек в бреду проходили уныло и однообразно и воспринимались скорее как помеха в пути, нежели заслуженное наказание за предательство Лойэ. Конечно, с клинком у шеи хорошо говорить, что изменился, что не хотел бросать, но никакой вины на самом деле не ощущалось в момент поединка, да и потом тоже. Лучше бы Лойэ не о равновесии говорила, а не ранила отравленным клинком, следуя своим представлениям о чести и справедливости. К кому она и когда была справедливой? Стае пользы почти не приносила из-за своей несдержанности, терпели ее за счет личной привязанности Рехи и навыков боя, которым обучил ее покойный отец. Но стоило ли применять-то их против единственного уцелевшего в деревне и на всей пустоши представителя собственного вида?

Левый бок нестерпимо горел, но боль воспринималась отчужденной и далекой, как раскаты грома из-за гор. Так же в роковой день внимали вою урагана, считали, будто он далеко, а шкуры шатра достаточно надежны.

Где-то рядом маячила Лойэ, обмывала горящее лицо пещерной водицей, говорила, что хочет есть, куда-то отлучалась, бросая одного в темноте. Рехи не мог пошевелиться, хотя на четвертую смену красных сумерек пришел в себя. Лойэ рядом не оказалось, и в сердце закрался безотчетный страх, что она больше не вернется. Она всегда следовала лишь велению собственных полубезумных фантазий. Кто знает, может, внутренний голос велел ей без промедлений отправляться на поиски проклятущего Бастиона.

Рехи прислушивался к переговорам капелек, стекавших с невидимых камней в тонущую во тьме речушку, вдыхал кисловатый запах подгнивавших водорослей. Рядом еще витал аромат Лойэ, исходивший от брошенной на полу шкуры. Значит, она не ушла насовсем, значит, не оставила. Впрочем, стоило разуму немного проясниться, Рехи недовольно куснул опухшие растрескавшиеся губы: больше всего на свете он не желал оказаться хоть на короткое время беспомощным. Но вот пришлось, и теперь, уже находясь в сознании, ему оставалось только ждать чего-то. Сердце отмеряло удары ожидания. Рехи сбился со счета, попросту закончились «пальцы». Долго же Лойэ охотилась. А что если бы ее поймали? Он бы не сумел помочь ей. Людоеды, возможно, бродили где-то рядом, если от их деревни хоть что-то осталось. Лучше бы Сумеречный Эльф смел ее под корень, они не имели ничего общего с теми людьми из прошлого.

Одиночество сдавливало медленно заживавшие ребра, голова все еще нещадно кружилась, но Рехи подполз к выходу, чтобы хоть в щелочку между камней видеть каменистую долину. Красные сумерки теперь резали глаза, отзывались болью в висках, но вскоре удалось различить точку на горизонте.