Голод Рехи (СИ)

Раньше сознания Рехи пробудилось одиночество брошенного ребенка. На грани сна и яви ему почудилось, что в день своего рождения он испытал точно такое же чувство, уже в полной мере осознавая, насколько велик и неприветлив принявший его мир. И теперь единственная родственная душа тоже покинула его, как и мать когда-то, как и отец еще раньше. Только ее забрала не цепкая лапа смерти, а огненная лихорадка собственного безумного выбора.

Рехи резко подскочил, заметался по пещере, как раненый ящер: он еще смутно чуял запах Лойэ, но лишь далекие отголоски в тех местах, где лежала ее одежда накануне, где ступали ее ноги недавно. Ниточка остаточного аромата вела наружу, там же у края на песке еще сохранились следы. Рехи почти обрадовался: он хотел ринуться за ней, немедленно догнать, хотя Лойэ всегда отличалась непревзойденными навыками скрывать свое присутствие. Но он пошел вперед, забывая об осторожности, о своем неизменном маяке. Красный отблеск цитадели никуда бы не делся.

Зато следы вскоре потонули в песке. И ориентиров больше не осталось.

Рехи остановился вновь посреди пустыни, уже не чувствуя запаха, не различая занесенных пеплом отметин от шагов. Связующая нить оборвалась. Но на сердце осталась непривычная безграничная тревога. Лойэ еще была жива, еще куда-то шла.

«Что мне делать? Искать вместе с ней Бастион или отправиться к Цитадели? — размышлял Рехи, рассматривая горы на севере. — Что ж… нам обоим все равно к той огромной гряде. Как еще там тропу найти». Так он продолжил путь, пещера осталась позади, потонула в черной дымке. Какое-то время он еще надеялся встретиться с Лойэ, случайно столкнуться с ней, даже представлял, как она снова приставит к его горлу клинок, воскликнет: «Не иди за мной». Но болезненно-яркий образ таял, вместо звонкого хрипловатого голоса лишь перешептывались песок с ветром, наметая высокие барханы. И ноги снова куда-то несли. К Разрушенной Цитадели, которая маячила над горизонтом отчетливой алой точкой.

В деревне никто и не предполагал, что она так далеко. Большинство о ней просто не задумывались, но слова старого адмирала после образа прошлого придавали лишь больше уверенности, раз старику и в начале Падения являлись какие-то откровения. Тяжело, наверное. Рехи не пришлось предупреждать кого-то, никто не объявлял его сумасшедшим. Да никто уже и не знал, что есть норма. Слова-то какие…

Наверное, так мысли реагировали на приближении «старых знакомых». Печальный Митрий и мрачный Сумеречный Эльф. Они встретили посреди пустоши, появились без шума или вспышек, поэтому Рехи даже не испугался, не вздрогнул и не обнажил меч. Лишь встал перед ними, гордо откинув голову, словно равный.

— Теперь ты готов к настоящему странствию, — без приветствий начал Митрий.

— Что значит «настоящему»? — скривился Рехи. Казалось, все его прошлые мытарства приравнивали к детской игре.

— Ты прошел и через смерть, и через любовь, — пояснил, еще больше запутав, семаргл.

«Не прошел через

Опасную дружбу и

Ложную славу», — подал голос «напарник» из головы, но смысл его слов потерялся за общим гулом негодования. Оно клокотало в венах, бурлило в крови.

— То есть вы намеренно доводили меня? — сжимая кулаки, глухо отчеканил Рехи. — Ну, пока я чуть не падал каждый раз? Намеренно в лепешку меня раскатывали?

— Примерно так, — приподнял брови Сумеречный Эльф, словно речь шла о безделице.

— Это вроде обряда посвящения, — с торжественным спокойствием говорил Митрий. Рехи припоминал, что лет сто назад люди в деревнях как-то специально отмечали вступление детей во взрослую жизнь, подвергали их разным испытаниям и иногда даже мучениям. Впрочем, в его деревне уже ничего такого не придумывали, хватало и тяжелой жизни, чтобы с ранних лет повзрослеть. Посвящением считалось первое убийство, первое самостоятельное утоление голода, когда острые зубы разрывали шею добычи.

— Посвящение… Ага, типа того, — усмехнулся с долей издевки Сумеречный. — И называется оно: «сначала сделай из избранного яичницу».

— Да что б вам подавиться ящерами! — воскликнул Рехи, топнув ногой. — А Лойэ тоже вы подсылали? Она по вашей указке действовала?

На миг показалось, что земля уходит из-под ног, превращается в зыбучий песок. Незнакомые чувства, окутывавшие с недавнего времени образ Лойэ, вдруг взревели, возопили, причиняя боль, стиснувшую что-то в груди. Не хотелось верить, что все обман.

— Нет. Нет. Ни в коем случае. На такое вероломство мы не способны, — оправдывался Митрий. — Мы лишь провели тебя по грани между жизнью и смертью. Да, намеренно. Иначе ты бы не раскрыл свой дар.

«Да-да, на такое не способны. А на другое способны! Сам признался, крылатый», — мысленно добавил Рехи и сказал:

— И в чем он? Смотреть истории из прошлого? Мне не надо.

— Истории — лишь следствие. Цель — видеть линии мира. Эта способность даруется всегда лишь нескольким избранным, — плавно и певуче поведал Митрий.

— Точнее… проклятыми, — непроизвольно вырвалось у Рехи.

— Парень сечет самую суть, — прорвался едким уточнением скрипучий голос Сумеречного. — Нет никакой разницы между избранностью и проклятьем.