Рехи постепенно приходил в норму. Мир обретал привычные очертания и краски: оказывается, он сидел подле шатра предводителя, а рядом с ним валялся уже обескровленный труп плененного врага.
— Мы еще захватили в плен, — уточнил Ларт, деловито вгрызаясь в свежее мясо того же мертвеца. — Но это — на завтрашнее пиршество в честь победы. Впрочем, окончательная победа настанет, когда мы будем пожирать их останки в центре их селения.
Предводитель облизнул губы в предвкушении, Рехи невольно повторил этот жест — воображаемое зрелище показалось крайне аппетитным. Голод победы был утолен, но не до конца, лишь телесная его часть, остался какой-то иной, желание завершить борьбу, сокрушить врага. У себя-то на Равнине Черного Песка он наоборот считал, что соседство с деревней людей выгодно, потому что еда находилась в пределах досягаемости. А если бы они надумали атаковать кочевников, те бы успели собрать палатки и уйти на безопасное расстояние. Здесь же война шла долгое время, делили удобные места или еще что-то. Но расспрашивать не оставалось сил. Даже после желанной подпитки тело пробивала мелкая дрожь, Рехи с трудом заставлял себя поверить, что находится не среди бессчетных копий и мечей. Показалось, что за короткое время он прожил сто жизней.
— Эй! Эй-эй, эльф! А ну не уходи! Нам и без тебя сейчас проблем хватает, — Ларт вдруг приблизился, с силой сдавил скулы, прислонившись лбом ко лбу. Рехи заморгал, когда на него уставились горящие синие глаза. Но захотелось сфокусироваться именно на них, да, лучше на них, а не на картинке, которая прокручивалась и прокручивалась в мозгу, не желая становиться прошлым. Пусть недавним, но прошлым. Лучше уж наглая физиономия предводителя.
— Так-то лучше, — Ларт виновато улыбнулся и негромко проговорил, прямо на ухо, чтобы о его промахе не услышали другие воины: — Обещаю, больше Ветер никогда не сбросит тебя.
— Уничтожим их, — уверенно произнес Рехи, хотя слова едва ворочались на языке. Ларт одобрительно кивнул и хлопнул по левому плечу, тогда-то взор затуманила новая боль. Рехи сжал левую руку в кулак, он слишком измучился из-за битвы, и почти позабыл об ожоге.
— Покажи, — тут же приказал Ларт, с интересом взглянув на ладонь Рехи. Она потемнела, ожог намокал сочащейся из него жижицей.
— Нет… — неуверенно пробормотал Рехи. — Проклятье!
Ларт схватил руку Рехи и решительно разжал онемевшие пальцы, отдирая свежую корку раны. Тогда они оба во всей красе увидели диковинный ожог, лиловый, покрытый черным плетением узоров, которые словно складывались в единый орнамент.
Ларт ничего не сказал, оставил в покое, лишь приказал нанести какое-то снадобье и перевязать. От него жжение и правда уменьшилось, но беспокоил недобрый многозначительный взгляд, брошенный напоследок предводителем. Впрочем, все слишком устали, Рехи не желал двигаться с места, поэтому так и примостился на шкурах.
«Мягко, очень мягко», — довольно подумал он, засыпая, словно проваливаясь на дно колодца. Он не помнил, когда перешел на предложенное место. По крайней мере, все мелкие царапины ему кто-то перевязал, а еще не заставляли вместе с остальными переносить тяжелораненых и разгребать дымящиеся завалы после пожара.
Предводитель-то ушел, не жалея себя, помогать своим подданным. Не просто так его любили полукровки, не просто так шли за ним. Но отрешенные одобрительные мысли покинули, когда Рехи пробудился посреди ночи.
Наверное, он случайно задел одну из свежих глубоких ссадин или злополучный ожог. Сознание уже немного отдохнуло, по крайней мере, вернулись к оценке насущных вещей. Рехи с удовольствием обнаружил, что меч его лежит рядом с ним — знак величайшего доверия. И с неприязнью осознал, что спать он улегся не в углу шатра, как в прошлый раз, а совсем рядом с троном, где были набросаны мягкие шкуры мохнатых рептилий.
«Рядом с троном… Сначала спас ему жизнь, а теперь уже сплю у него в ногах, как мелкий ручной ящер, — небрежно поморщился Рехи. — Зачем? Неужели так боюсь, что меня съедят?»
Ноги Ларта и правда обнаружились неподалеку. Он вытянулся поперек той же шкуры рядом со своим драгоценным троном.
— Устал я, Рехи… Устал, — вдруг пробормотал Ларт в полусне.
— Ну, так спи. Ты что, чувствуешь, что я просыпаюсь?
— Ты рычал во сне, мешает, знаешь, — усмехнулся Ларт, переворачиваясь на спину, он пространно уставился в потолок, продолжая с какой-то надтреснутой болью в голосе: — Ты вот ничего после битвы не видел. Ничего. Упал здесь — и радуйся. А я видел. Власть — это не корона, власть — это видеть отрубленные конечности своих людей, понимать, что несколько лучших воинов больше не поедут с тобой в разведку. Власть — это подсчитывать, сколько сожжено шатров и припасов, прикидывать, как прожить до следующей охоты. Власть — это улыбаться на пепелище, чтобы все считали, будто все хорошо, все под контролем.
— Зато я видел, как мою деревню смел ураган, а выживших доедали ящеры, — возразил недовольно Рехи, хотя откровенность Ларта поразила его: он считал, что у предводителя нет сердца. Оказалось, что своими полукровками он явно дорожил, как родными.