Голодающее крестьянство

Когда мы выходили из больницы, нас встретили две женщины, которыя обратились к моему спутнику с просьбой помочь им.

— В чем дело?

— Ноги не годятся,—сказала одна из женщин указывая на обвязанныя тряпками ноги.

— А у тебя что?—спросил д-р Гран.

— Рот не годится,—прошамкала другая.

Все это были жертвы цынги, а следовательно и голодовки. Так как потом, при обходе села, цынготные больные то и дело приставали к доктору Грану, то меня заинтересовал вопрос: почему больные ищут совета и помощи у проезжаго врача в то время, когда у них в селе живет постоянный врач, спеціально командированный для борьбы с цынгой. Не считаю нужным скрывать, что при выясненіи этого вопроса, мне, к сожаленію, пришлось услышать немало таких отзывов и разсказов, которые рисовали в довольно непривлекательном свете деятельность медика, командированнаго Красным Крестом в село Ташолку.

Так, между прочим, указывалось на крайне формальное и даже небрежное отношеніе, какое проявлял г. X. к своим паціентам. Люди, заслуживающіе полнаго доверія, разсказывали, что наскоро осмотрев больных, он обыкновенно расточал им советы и наставленія, примерно, в таком роде:

— Вот вам порошки... вот пилюли... принимайте их пред обедом и ужином.

Бедный молодой человек, очевидно, забывал даже, что огромное большинство его паціентов— „голодающіе“, у которых, конечно, не было ни обеда, ни ужина.

Здесь я позволю себе сделать маленькое отступленіе, чтобы разсказать еще об одной своей встрече с г. X. Спустя месяца два после посещенія мною Ташолки судьба снова случайно столкнула меня с ним. Это было в Самаре, в вагоне почтоваго поезда Самаро-Златоустовской железной дороги; я ехал с целью посетить столовыя, открытыя в селах Троицком и Воздвиженке, Самарскаго уезда. Пред самым отходом поезда в вагон второго класса, где я сидел, вошел студент-медик, в котором я тотчас же узнал „дохтура“ г. X. Он выглядел еще щеголеватее, довольнее и самоувереннее, чем во время нашей первой встречи в селе Ташолке.

Мне показалось, что при виде меня молодой медик вдруг как-то смутился. Я слышал, что вскоре после нашего посещенія Ташолки г. X. был куда-то переведен. Быть-может, он приписывал этот перевод тому впечатленію, которое мы вынесли из своего посещенія Ташолки и знакомства с лицами, работавшими в этом селе. Однако очень скоро он вполне овладел собой, подошел ко мне и тотчас же вступил в беседу со свойственной, ему непринуждённостью.

Г. X. сообщил мне, что он живет теперь в Самаре и состоит в распоряженіи не то уполномоченнаго Краснаго Креста, не то местнаго управленія этого Общества — хорошо не помню. Во всяком случае он очень доволен своим переводом в Самару, так как здесь у него много знакомых, начиная с дома губернатора... Софья Борисовна постоянно приглашает его на все вечера и обеды... Здесь очень порядочный театр... много интересных барышень... словом, здесь можно очень нескучно проводить время... но, конечно, это не то, что в Петербурге, где он намерен устроиться по возвращеніи отсюда... Он выбрал себе спеціальность, которая, наверное, доставит ему хорошую, доходную практику. Ему известны врачи, которые благодаря той же спеціальности — венерическія болезни,—зарабатывают большія деньги и в короткое сравнительно время составляют целыя состоянія...

Когда я слушал разсказы своего случайнаго спутника о самарских развлеченіях, о театре, о вечерах и т. п., мне невольно вспомнились те молодыя, интеллигентныя барышни и пожилыя дамы, а также разные студенты, которые пріезжали к нам в Самару во время голодовки с целью предложить свои услуги по организаціи помощи голодным и больным. О, как они были далеки тогда от всякаго желанія, даже от всякой мысли о развлеченіях, о театрах и вечерах! Как они были полны стремленія возможно скорее попасть в глухія села и деревни, населеніе которых изнывало от нужды, голода и болезней!.. Точно пламенем они охвачены были одним страстным желаніем—поскорее, чем только возможно, облегчить страданія людей, которые пухли от долгаго голода, от недостатка хлеба, от цынги.

Нужно сказать, что в Самару вообще довольно часто наезжают разные гастролеры, „знатные иностранцы“, известные певцы и певицы в роде Яковлева, Мравиной, Фигнер, Фострем и т. д. Пріезжали они и во время голода, хотя значительно реже. Зная, каким огромным обаяніем пользуются в провинціи имена наших оперных знаменитостей, я иногда предлагал съехавшимся в Самару молодым барышням и пожилым дамам; не пожелают ли оне отправиться в театр, чтобы послушать Яковлева или Мравину. Ведь это такой редкій случай для лиц, живущих в провинціи.

Нужно было видеть то искреннее недоуменіе, с каким встречались подобныя предложенія. Выраженіе глаз и лиц, казалось, говорило: „Как! Неужели можно думать о театре и певицах здесь теперь, когда в 20 верстах отсюда опухшіе от голода и цынги люди напрасно ждут куска хлеба и какой-нибудь помощи"...