Читаем Голос блокадного Ленинграда полностью

Я тайно и горько ревную,угрюмую думу тая;тебе бы, наверно, иную —светлей и отрадней, чем я…За мною такие утратыи столько любимых могил.Пред ними я так виновата,что если б ты знал — не простил.Я стала так редко смеяться,так злобно порою шутить,что люди со мною боятсяо счастье своем говорить.Недаром во время беседы,смолкая, глаза отвожу,как будто по тайному следудалеко одна ухожу.Туда, где ни мрака, ни света —сырая рассветная дрожь…И ты окликаешь: — Ну, где ты? —О, знал бы, откуда зовешь!Еще ты не знаешь, что будуттакие минуты, когдатебе не откликнусь оттуда,назад не вернусь никогда.Я тайно и горько ревную,но ты погоди — не покинь.Тебе бы меня, но иную,не знавшую этих пустынь:до этого смертного лета,когда повстречалися мы,до горестной славы, до этойполсердца отнявшей зимы.Подумать — и точно осколок,горя, шевельнется в груди…Я стану простой и веселой,—тверди ж мне, что любишь, тверди!

1947

3Ни до серебряной и ни до золотой,всем ясно, я не доживу с тобой.Зато у нас железная была —по кромке смерти на войне прошла.Всем золотым ее не уступлю:все так же, как в железную, люблю…

1949

<p>«Сегодня вновь</p><p>растрачено души…»</p>Сегодня вновь растрачено душина сотни лет,             на  тьмы  и  тьмы  ничтожеств.Хотя бы часть ее в ночной тиши,как пепел в горсть, собрать в стихи…                                      И что же?Уже не вспомнить и не повторитьвысоких дум, стремительных и чистых,которыми посмела одаритьлжецов неверующих и речистых.И щедрой доброте не просиять,не озарить души потайным светом;я умудрилась всю ее отдатьжестоким, не нуждающимся в этом.Все роздано: влачащимся — полет,трусливым и безгласным — дерзновенье,и тем, кто всех глумливей осмеет,—глубинный жемчуг сердца — умиленье.Как нищенка, перед столом стою.Как мать, дитя родившая до срока.А завтра вновь иду и отдаювсе, что осталось, не приняв урока.А может быть — мечты заветней нет, —вдруг чье-то сердце просто и открытотакую искру высечет в ответ,что будут все утраты позабыты?

1949

<p>Надежда</p>Я все еще верю, что к жизни вернусь,—однажды на раннем рассвете проснусь.На раннем, на легком, в прозрачной росе,где каплями ветки унизаны все,и в чаше росянки стоит озерко,и в нем отражается бег облаков,и я, наклоняясь лицом молодым,смотрю, как на чудо, на каплю воды,и слезы восторга бегут, и легко,и виден весь мир далеко-далеко…Я все еще верю, что раннее утро,знобя и сверкая, вернется опятько мне — обнищавшей,                    безрадостно-мудрой,не смеющей радоваться и рыдать…

1949

<p>Обращение к поэме</p>

…и я с упованием и с лю-

бовью обернулся назад…

Л. И. Герцен
Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия